2013-03-19 13:33:17

Св. Петр в Ватикане глазами Перуджино, Рафаэля и Микеладжело


Каждому человеку, избранному наследовать рыбаку Кифе, искусство предлагает помощь, подсказывая, как христиане представляли себе личность и жизнь Князя апостолов. Уже в самом месте избрания, в Сикстинской капелле, одна из фресок иллюстрирует истоки папской власти, показывая Христа, передающего ключи небесного царства св. Петру. Хотя очевидно, что изображение в этой главной из палатинских часовен Римских Пап несет в себе послание, столь же ясно, что художник, Пьеро Вануччи, прозванный Перуджино, пожелал сказать больше, напоминая заказчику, Папе Сиксту IV, человеческий и межличностный смысл изображенного события.

Фреска иллюстрирует беседу между Иисусом и Петром, приведенную в Евангелии от Матфея, в которой раскрывается их глубокая идентичность. Главной темой фрески являются слова Спасителя к апостолу, «Дам тебе ключи Царства Небесного» (Матфей, 16, 19a), но она напоминает также о предыдущем эпизоде, начинающемся с вопроса Иисуса к Своим ученикам:«За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» (Матфей, 16, 13). Они отвечали:«Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков», и Иисус спросил тогда: «А вы за кого почитаете Меня?» (16,14-15). Наконец, Ему отвечает Петр, торжественно утверждая: «Ты - Христос, Сын Бога Живого», то есть, Мессия, ожидаемый еврейским народом, и Христос, в Свой черед, дает новое имя ученику, поясняя его смысл выразительной игрой слов: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (16,16-18). Затем добавляет: « И дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (16, 19).

Это значит, что potestas clavium, “власть ключей”, то есть, власть прощать проистекает из уникальных отношений взаимного признания — «Ты – Христос», «ты – Петр» — в которых новая идентичность ученика определена Самим Богом: Христос уточняет, что «не плоть и кровь» открыли ему Кто есть Учитель, «но Отец Мой, Сущий на небесах». Это значит, что ключи, данные апостолу, имеют отношение к вечному тождеству Иисуса как Сына Божия и Мессии и с человеческим исполнением божественной прерогативы прощения грехов. В отношениях между Христом и Петром эта связка прощение-власть является структурной, как подсказывают два других произведения, выполненных для Сикстинской капеллы: гобелены по эскизам Рафаэля, которые Папа Лев Х заказал художнику в 1514: цикл из десяти гобеленов украшал нижний уровень стен вокруг алтаря капеллы, служа идеальным фоном для папской литургии.

Первый гобелен иллюстрирует чудесный улов. Повествуя о нем, Лука (5,1-11) завершает этот эпизод словами Иисуса Петру: «Не бойся; отныне будешь ловить человеков». Предназначенный для стены за алтарем, этот гобелен имел задачу сообщить кое-что об идентичности Петра. Рафаэль изображает все подробности, сообщенные в тексте Луки: озеро, две лодки, расстояние от берега, изобилие рыбы и переполненные сети, Иакова и Иоанна во второй лодке вместе с их отцом Зеведеем. В первую лодку вместе с Петром он поместил также его брата Андрея (о котором Лука не упоминает), потому что Матфей и Марк в своих кратких рассказах о призвании первых учеников подчеркивают, что Андрей работал с Петром (Матфей, 4, 18-22; Марк, 1, 16-20).Рафаэль предпочел более развернутую версию Луки, потому что, в то время как у Матфея и Марка обетование Иисуса обращено одновременно к Петру и Андрею — «идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» — у Луки оно обращено только к Петру:«Не бойся; отныне будешь ловить человеков». Таким образом, темой гобелена является непосредственно преемник Петра.

Только в версии Луки есть приказ Иисуса отплыть на глубину и вновь бросить сети после целой ночи бесплодных усилий, и только Лука подчеркивает изумление Петра результатом, что ведет рыбака к первому “исповеданию”, пока еще не божественности Христа, а собственного несоответствия: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный». Именно этот эпизод изображен Рафаэлем: простой рыбак стоит на коленях перед Господом с воздетыми к небу руками. Андрей также выражает изумление, но остается стоять на ногах. Петр же падает на колени.

Темой второго гобелена является приказ Спасителя апостолу: Pasce oves meas (“паси овец Моих”). Предназначенный быть размещенным рядом с Чудесным ловом рыбы, гобелен вновь представляет Петра на коленях перед Христом, на фоне моря; слева видна носовая часть лодки, что повторяет мотив лодок в правой части предыдущего гобелена. Очевидно, намерение Рафаэля состояло в том, чтобы подсказать некую непрерывную преемственность, хотя временные рамки являются совсем другими: это уже не начало отношений Христа и Петра, как в Чудесном лове рыбы, а конец, последнее явление Спасителя Своим ученикам после Воскресения.

Кульминацией этой композиции также является пара Христос-Петр. Христос указывает правой рукой на апостола, а левой – на овец. Это опять момент передачи власти; ранее Христос давал Петру ключи в знак передачи божественной власти прощения, и теперь в руках Петра два больших ключа. Но эти ключи не являются главным сюжетом: они упоминаются здесь потому, что приказ пасти овец подразумевает предыдущую передачу власти.

Фигура коленопреклоненного перед Христом Петра в центре гобелена предлагает группирование персонажей, аналогичное предыдущей сцене, где Петр встал на колени, потому что осознал свои грехи. Здесь же апостол преклоняет колени в то время, как Иисус спрашивает, любит ли он Его. Вопрос звучит троекратно, поскольку Петр трижды отрекся от Христа во время Страстей. То есть, наделение властью следует за раскаянием и становится абсолютным знаком прощения, и это – в случае Петра, которому были вручены ключи прощения. Таким образом власть Петра представляется как власть, данная прощенному грешнику, чтобы он прощал других грешников. Главным ключом является любовь, которая открывает сердце к следованию за Христом.

Вопрос, обращенный к Петру, любит ли он действительно Христа, и последующий призыв последовать за Спасителем подразумевают аналогичную готовность умереть, как напоминает апостолу Иисус, добавляя к наказу пасти овец слова о мученичестве Петра: «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь». Поэтому пылкий взгляд, с которым Петр смотрит на Христа – это взгляд будущего мученика, который будучи прощенным, сможет сказать Ему с чистым сердцем: «Отдам жизнь за Тебя!».

Мученичество апостола Петра является сюжетом другого образа, который ставится перед Папами в Ватиканском дворце, не в Сикстинской капелле, а на одной из стен капеллы Паолина – это Распятие Петра, написанное Микеланджело Буонаротти для Павла III Фарнезе около 1540 года. Эта сцена мученичества не единственная: напротив нее Буонароттри изобразил Обращение Павла в той же шкале; таким образом, речь идет о весьма оригинальной программе, поскольку христианское искусство обычно не ставило рядом эти сюжеты, предпочитая более симметричное сочетание мученичества св. Петра с мученичеством св. Павла.

Новаторская асимметрия, введенная Микеланджело в программу капеллы Паолина, послужит впоследствии образцом для Караваджо, который, в начале XVII века, предложит сочетание Распятия Петра с Обращением Павла в знаменитых полотнах, написанных им в римской церкви Санта Мария дель Пополо.

Причины иконографического новшества в капелле Паолина легко угадываются. Эта капелла, построенная по воле Папы Александра Фарнезе, имела личный и даже исповедальный характер, и решение сочетать с Распятием Петра интимный и чарующий момент Обращения Павла должно быть, принадлежало заказчику, который, к тому же избрал имя Павла. А также тот факт, что Микеланджело изобразил св. Павла старым, хотя исторически обращение апостола язычников произошло в относительно молодом возрасте, подкрепляет гипотезу, что в фигуре, ослепленной Христом, мы имеем символический портрет самого Павла III, которому тогда было за семьдесят. В самом деле, несмотря на пороки непотизма и семейные амбиции, Папа Фарнезе был “ослепленным Христом”, и уже в 1513 году, — кардиналом, но еще не священником — обратился от светской жизни, чтобы в полной мере выполнять обязанности, налагаемые духовным сословием. В новой иконографической схеме капеллы Паолина, несомненно, отражался дух личной и церковной реформы, которая в те годы распространялась в Ватикане.

В необычном изображении Микеланджело распятого св. Петра также можно угадать отражение трудной реформы, которая начиналась в пятидесятые годы XVI века. Микеланджело не удовлетворился повторением перевернутого креста, которого требовала традиция, но исследует в своем Петре драму человека, который, принимая мученичество, реагирует, извивается и пытается поднять голову в знак протеста, даже с каким-то бешенством в глазах. Написанный незадолго до открытия Трентского собора, этот удивительный Петр Микеланджело будет вновь использован Караваджо шестьюдесятью годами позже, как образ католического протеста против оскорблений, нанесенных Князю апостолов врагами Церкви.

При использовании материалов ссылка на русскую службу Радио Ватикана обязательна.











All the contents on this site are copyrighted ©.