Образ Божественного Христа в «Страшном суде» Микеланджело

На эскизах, отражающих первые шаги Микеланджело в работе над Страшным судом в Сикстинской капелле, уже видно, что фигура Христа является стержнем этой обширной композиции, и, таким образом, можно сказать, что Христос в центре фрески является ее изначальной идеей, движущей силой, ключом к ее толкованию, ее фокальной точкой.

Христос у Микеланджело – фигура “имперская”: на этой Сикстинской фреске вознесенная десница Судии является типичным жестом императоров, который в римском искусстве приписывался полководцам, держащим речь (adlocutio) перед войсками. Это жест императора в конной статуе II века, изображающей Марка Аврелия, – статуи, которую Микеланджело, работая над Страшным судом, перенес в 1538 году по приказу Павла III из базилики св. Иоанна на Латеране в Капитолий, задумав для нее великолепную по своей красоте площадь, и осуществив этот замысел в последующие десятилетия.

В ту эпоху считалось, что изображенный император – это Константин, представленный его биографом, как «справедливый судия», который, с помощью миланского эдикта и привилегий, данных христианам, поддержал Церковь, прошедшую через долгие гонения. Тем не менее, этот римский жест имеет свой библейский эквивалент в Книге Псалмов, где автор дает своего рода изображение божественного adlocutio: « Бог Богов, Господь возглаголал и призывает землю, от восхода солнца до запада. С Сиона, который есть верх красоты, является Бог, грядет Бог наш, и не в безмолвии: пред Ним огонь поядающий, и вокруг Его сильная буря. Он призывает свыше небо и землю, судить народ Свой» (Псалмы, 49 [50], 1-4).

В любом случае, динамичное движение и повелительный жест фигуры, изображенной Буонаротти, передают «великую силу и славу» парусии, второго и окончательного пришествия Сына Божия (ср. Мф, 24, 30).

До Страшного суда в Сикстинской капелле не хватало лика Христа-Бога, где изображения Спасителя на фресках XV века представляют Его как человека, но не как Бога; в смирении земного служения, но не в небесной славе. Таким образом, в часовне Его викария не хватало образа Главы Церкви в Его божественности, и, как следствие, иконографическая программа должна была казаться незавершенной.

Потому что Христос, судящий Церковь, – конечно, человек, но отныне признанный прежде всего в Своей божественности. Одной Его человечности было недостаточно, поскольку, – как утверждает Отец Церкви св. Кирилл Иерусалимский, «Он был рожден дважды: от Бога Отца прежде всех времен, и второй раз, человеком, от Девы в полноте времен».

«Потому, – продолжает св. Кирилл, – не будем ограничиваться размышлением о первом пришествии, но будем жить в ожидании второго. И поскольку в первом пришествии мы восклицали: “Благословен Грядущий во имя Господне!” (Мф, 21, 9), ту же хвалу возгласим во второе. Так, идя навстречу Господу вместе с ангелами и поклоняясь Ему, воспоем: “Благословен Грядущий во имя Господне!”».

Но если второе пришествие Спасителя столь желанно человеку, следовательно, Страшный суд содержит в себе большое благо. В чем заключается это благо, подсказал пророк Малахия, который говорит об «огне расплавляющем», когда утверждает, что в день, который соделает Господь, праведники станут Его «собственностью» (Мал, 3, 17). Об этих праведниках Бог говорит: «Буду миловать их, как милует человек сына своего, служащего ему. И тогда снова увидите различие между праведником и нечестивым, между служащим Богу и не служащим Ему. Ибо вот, придет день, пылающий как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома, и попалит их грядущий день, – говорит Господь Саваоф, – так что не оставит у них ни корня, ни ветвей. А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его, и вы выйдете и взыграете, как тельцы упитанные» (Мал, 3, 17b-20).

Таким образом, в тот же день, который для грешников станет раскаленным как печь, сжигая их, над праведниками взойдет sol justitiae, солнце правды, лучи которого будут иметь целительное свойство. Именно эта фигура, “солнца правды” в двойном смысле, кажется, определило способ, Микеланджело написал Христа, окруженного ореолом света, сияние которого охватывает также Богородицу, выразительная фигура Которой помещена под правой поднятой вверх рукой Сына. Христос есть свет; но этот свет принимается одними и отвергается другими. Также Христос Судия, когда обещает: "Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его" (Откр. 22, 12), делает различие между праведными и неправедными, говоря: «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне - псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду» (Откр. 22: 14-15).

Для тех, кто имел жажду истины, и «омыли свои одежды» в крови Агнца, принимая прощение грехов, будут великие блага: вот положительный результат Страшного суда, такого заманчивого, что " И Дух и невеста говорят: прииди!», и Судия отвечает: «Ей, гряду скоро!» (Откр., 22, 17а. 20б).

В праведных есть супружеское желание Его прихода, святая страсть, которую Микеланджело представляет в глазах святых в верхней части фрески, самозабвенно устремленных ко Христу, точно так же, как тянутся к Нему их великолепные тела.

Их стремление к Христу заключает в себе жажду добра каждого человека и всей истории. Св. Августин, предварив, что «Бог установил время для Своих обетований, и время их исполнения», помогает нам осознать актуальность стремление человека к Богу и экзистенциальную необходимость того, что человек должен видеть исполненными божественные обетования: «Бог обещал вечное спасение и блаженную жизнь без конца с ангелами и нетленное наследство, вечную славу, сладость Своего лика, святую обитель на небесах, и, после воскресения, конец страха смерти. К этим обетованиям устремлена вся наша душа: когда мы их получим, ничего больше не будем искать» (Комментарий на Псалом 109, 40 CCL, 1601-1603).

«К этим обетованиям устремлена вся наша душа»: вот важный ключ к прочтению Страшного суда Микеланджело, произведения, в котором очевидное физическое напряжение служит метафорой духовного напряжения, которое создает ожидание пришествия Бога. Энергия всех обращена к Христу, потому что в Нем окончательно исполняется это ожидание. Августин продолжает: «Дабы люди уверовали не только в написанное слово, Бог пожелал посредника Своей верности. И пожелал, чтобы это был не какой-то князь, или ангел, или архангел, но Его единственный Сын, чтобы показать через Него, каким путем мы можем прийти к обещанной нам цели».

Благо Страшного суда превосходит религиозный расчет, основанный на обетованиях и последующих надеждах, вовлекая в него сам смысл человеческого существования. Другой Отец Церкви, Петр Хризолог, описав этапы истории спасении и отметив дары Бога человеку, утверждает: «Через упомянутые факты огонь божественной любви зажигает человеческие сердца, и все опьянение Божьей любовью изливается в чувства человека. Раненые в душу, люди начинают желать видеть Бога телесными очами».

Итак, в Страшном суде будет осуществлено изначальное желание творения “видеть” Творца, узнать Его, войти окончательно в общение с Ним, любить Его, не боясь потерять. Видеть божественный лик является самой главной целью нашего бытия, – считает средневековый теолог св. Ансельм. Он жалуется, потому что, как он говорит: «Господи, Боже мой, я никогда не видел Тебя, не знаю лик Твой».

И просит: «Что будет делать этот изгнанник, Господи, который так далек от Тебя, но Тебе принадлежит? Что будет делать Твой раб, томимый любовью и брошенный далеко от Твоего лика? Он жаждет видеть Твой лик, но он от него слишком далёк. Он желает приблизиться к Тебе, но обитель Твоя недоступна. Он страстно желает найти Тебя, но не знает, где Твоя обитель. Ищет Тебя, и не знает Твоего лика».

Наконец, он объясняет причину тоски, которую он испытывает, не видя божественный лик: «Господи, ты мой Бог, Ты мой Господь и я не видел Тебя никогда. Ты сотворил меня, подарил все блага, а я все еще не знаю Тебя. Я был сотворен, чтобы видеть Тебя, до сих пор не сделал того, ради чего был сотворен» (Proslògion, 1).
Итак, человек был сотворен для того, чтобы видеть невидимого Бога. Но Бог дает увидеть Себя только в Христе, как говорит Сам Спаситель: «Видевший Меня видел Отца» (Ин, 14, 9b). Воля Отца и заключается в том, «чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную и был воскрешен в последний день (ср. Ин, 6, 40). Таким образом, во время Страшного суда будет окончательно открыт смысл человеческой жизни, когда все увидят Христа, даже те, кто Его пронзили (ср. Ин, 19, 37). «Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою» (Мф, 24, 30: ср. Втор, 7, 13-14), и тогда те, кто во Христе, «все оживут» (1 Кор, 15, 22b).

Именно в этом значение микеладжеловского образа Спасителя и необыкновенной красоты Его лика: в Нем святые наслаждаются высшим благом, лицезрением Бога, Который есть вечная жизнь. И в Нем, созерцаемом таким, каким Он есть, проявляется смысл истории мира и всего сотворенного сущего: то есть, открывается «тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его» (Кол, 1, 26). В Нем открывается также значение материальных вещей, ибо «Им создано всё, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, - все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит» (Кол, 1, 16c-17).
Тимоти Вердон, священник, историк искусства


При использовании материалов ссылка на русскую службу Радио Ватикана обязательна.