Чему могут научить Отцы Церкви пользователей Интернета

В Ватикане на днях завершилась пленарная сессия Папского совета по социальным коммуникациям. На прошлой неделе участников заседания принял на аудиенции Святейший Отец, который дал ряд рекомендаций в том, что касается изучения новых языков коммуникации в цифровую эпоху. Как мы видели, Папа упомянул и о рисках новых способов коммуникации в эру Интернета. На эти риски Папа обращает внимание верующих и в Послании на Всемирный день социальных коммуникаций, обнародованном 24 января. В нем перечисляются «некоторые несовершенства цифрового общения: частичность взаимодействия, тенденция сообщать только некоторые аспекты собственного внутреннего мира, риск впасть в своего рода сотворение образа, который может привести к самолюбованию».
Речь идет о жизненно важных феноменах. Ведь все больше и больше людей погружаются в виртуальный мир Интернета, и вопрос о правильности своего поведения встает по-новому, заставляя задуматься, скорее, о подлинности собственного бытия.
И все же, если обстоятельства, с которыми приходится соизмеряться христианам, то есть все более широкое распространение виртуального общения и Интернета, представляет собой беспрецедентный контекст, то слова Бенедикта XVI касаются самой сути проблемы, которая неизменна. А именно подлинности человеческого опыта, подлинности человеческой самоидентификации, идентичности.
Человеческая идентичность никогда не может быть чем-то абсолютным, некой монадой, оторванной от взаимоотношений с другими. Человек всегда существует в сети взаимоотношений, и в первую очередь взаимоотношений «дружеских», в которых необходимо постоянно принимать позиции, «быть подлинными, верными себе, не уступая иллюзии искусственного создания собственного «публичного» профиля».
Даже в том, что мы можем назвать «первым миром» -- то есть в повседневной действительности, состоящей из непосредственных отношений и встреч лицом к лицу с другими людьми, -- даже в этом мире каждый из нас, отвечая требованию подлинности, должен учитывать сложный механизм «ролей». Эти «роли» распределяет и в определенном смысле навязывает «повседневная жизнь как спектакль» (как гласит название известной книги социолога Эрвинга Гоффмана, в другом переводе «Представление себя другим в повседневной жизни»). Но прежде всего это происходит во «втором мире» -- мире фикции, виртуальном мире, где каждый имеет возможность «слепить» себе идентичность по желанию, и даже несколько идентичностей, посредством которых вступать в отношения с другими. И такая фикция разрастается до крайности, делая весьма трудным путь человека к подлинности осознания самого себя.
В условиях быстрого размножения аватар и ников – «масок», при помощи которых наше «Я» играет в прятки с тысячами контактов, возможных благодаря Интернету, -- не рискуем ли мы утратить нашу настоящую идентичность?
А если подумать о социальных сетях, в которых многие, особенно молодежь, проводят значительную часть своего времени, то те «друзья» -- может быть, с другого края Земли, -- с которыми мы завязываем отношения, кажущиеся нам более богатыми и значительными, чем отношения с соседом или коллегой по работе, -- эти «друзья» -- реальные люди или это «личности-маски», актеры в спектакле на виртуальной сцене Интернета?
Если ставить вопрос именно так, то интересно заметить: призыв Папы относится к феномену абсолютно новому, но при этом можно провести аналогию с древней проблематикой, над которой размышляли Отцы Церкви. Было бы полезно обратить внимание на некоторые пункты святоотеческого учения, чтобы глубже понять наставление Папы Бенедикта XVI. Конечно, Отцам ничего не было известно об Интернете. Тем не менее, им пришлось столкнуться с виртуальным миром «общества представлений» в греко-римской культуре эпохи Империи, с «людусом» – театральной игрой, захватившей многие аспекты гражданской жизни в период поздней античности. В том числе и за стенами театров, амфитеатров и цирков.
Решительное и безоговорочное осуждение театральных представлений в древней Церкви вызвано не столько их идолопоклонническим и безнравственным содержанием, как часто его интерпретируют, сколько глубокой обеспокоенностью теми рисками, которые Тертуллиан в «De spectaculis» связывает с ratio veritatis, критерием истины.
Театральные представления в глазах Отцов Церкви были реальностью двойственной. В ней правда и ложь были перемешаны вплоть до стирания самого различия между ними: достаточно подумать о том, что актер, игравший роль, «правдив» как раз в своей фальши, ведь он не является тем персонажем, которого играет. Способность актера преображаться, преодолевая все «обычные» препятствия возраста, пола, статуса – один и тот же человек в зависимости от момента мог быть мужчиной и женщиной, юношей и стариком, царем и рабом, -- эта способность казалась Отцам серьезной угрозой естественной идентичности человека: как будто тень Протея затмевала собою лик Адама.
Критика театрального двуличия имеет платоническую основу, но в христианстве она получила значительное развитие: угроза идентичности человека воспринималась как угроза идентичности Божьего создания, поскольку в природе каждого человека отражается первоначальный образ, вписанный Богом.
В этом «перевороте» природной действительности в театральной игре, в создании псевдореальности, способной пробудить у зрителей страсти и эмоции, не имеющие никакого онтологического содержания, Отцы Церкви видели руку дьявола. Того, кто по определению является «плохим подражателем» Бога. Неспособный творить, он может только фальсифицировать природу, сотворенную Богом. Тертуллиан говорит о дьяволе как о подражателе и поддельщике Божественного творения.
В своем послании ко Дню коммуникаций Папа поднимает вопрос о подлинности дружбы в виртуальном мире: «Кто мой ближний в этом новом мире? Не происходит ли отдаления от тех, кого мы встречаем в нашей обычной повседневной жизни? Нет ли риска быть более рассеянными, ведь наше внимание раздроблено и погружено не в тот мир, в котором мы живем?». В словах Папы чувствуется эхо святоотеческих размышлений о театре.
На страницах «Исповеди» Св. Августин вспоминает свое юношеское увлечение театром. Он рассказывает, как зрителям нравится страдать, созерцая на сцене трагические события, которые должны побуждать к милосердию в реальной жизни. Блаженный Августин пишет: «Меня увлекали театральные Зрелища, они были полны изображениями моих несчастий и служили разжигой моему огню. Почему человек хочет печалиться при виде горестных и трагических событий, испытать которые он сам отнюдь не желает? И тем не менее он, как зритель, хочет испытывать печаль, и сама эта печаль для него наслаждение. Удивительное безумие! Человек тем больше волнуется в театре, чем меньше он сам застрахован от подобных переживаний, но когда он мучится сам за себя, это называется обычно страданием; когда мучится вместе с другими - состраданием. Но как можно сострадать вымыслам на сцене? Слушателя ведь не зовут на помощь; его приглашают только печалиться, и он тем благосклоннее к автору этих вымыслов, чем больше печалится. И если старинные или вымышленные бедствия представлены так, что зритель не испытывает печали, то он уходит, зевая и бранясь; если же его заставили печалиться, то он сидит, поглощенный зрелищем, и радуется».
Для Августина поистине человеческие отношения осуществляются только там, где есть ответственность. Тот, кого мы встречаем на своем пути, наделяет меня в определенном смысле ответственностью – этот смысл был прекрасно разъяснен в притче о Добром самарянине. В ней Иисус отвечает на вопрос, который Бенедикт XVI задает о виртуальном мире: «Кто мой ближний?».
Отношения с ближним всегда подразумевают элемент ответственности: другой человек самой своей жизнью становится для меня призывом, побуждением к действию, вызовом, на который я должен ответить. И Блаженный Августин отрицает, что это может произойти в псевдоотношениях между зрителем и актером. А мы не можем не признать его правоту, если применим этот анализ к телевидению – которое больше всего ставит нас в позицию «фальшивой встречи» с реальностью. Мы можем увидеть в ней все, но как пассивные, лишенные ответственности зрители.
Многие говорят, что Интернет – совсем другая вещь. Что он достигает всех, и каждый пользователь становится активным субъектом коммуникации. Именно это называют самым привлекательным и инновационным свойством Всемирной сети. Но это может быть верно лишь при одном условии: стремлении к истине. «К истине, которая есть Христос», напоминает Папа. В конечном счете, именно Он является полным и подлинным ответом на человеческую жажду общения и общины, которая выражается в массовом участии в различных социальных сетях.
Но следование истине требует постоянного внимания, конкретных действий, сосредоточения на главном. Здесь вступает в действие фактор двойственности, характерный для виртуального мира: бесконечное множество интересов, приманок и необычайная легкость контактов, для которых, казалось бы, нет больше ни временных, ни пространственных препятствий, само по себе являются богатством. Но это не отменяет того, что они становятся мощным стимулом для рассеянности, даже разбрасывания собой, согласно уже довольно хорошо изученной психологической динамике поведения в сети: когда замечаешь, что, переходя от ссылки к ссылке, теряешь драгоценное время. А было бы хорошо глубже проанализировать этот феномен, подобно Блаженному Августину. Здесь речь идет о духовной болезни, которую в древности называли polypragmosyne и которой – в рамках полемики о театрах – Отцы Церкви посвятили немало размышлений. В «Опровержении еретиков» Тертуллиан указывает на новизну христианской позиции: «В любознательности нам нет нужды после Иисуса Христа, а в поисках истины - после Евангелия». Нет больше места любопытству после встречи с Истиной, нет нужды в Гугле, чтобы узнать, кто мы и каков смысл нашей жизни.
Конечно, древнее осуждение театра сегодня вряд ли можно назвать уместным. Точно так же, Церковь никоим образом не принимает такой позиции по отношению к Интернету. Напротив, мы смотрим на этот инструмент с большой симпатией. Но надо признать, что некоторые аргументы в суждениях раннехристианских авторов заслуживают нашего внимания и могут помочь нам воплотить «христианский стиль в цифровом мире», чего и желает нам Святейший Отец.