Философия провидения во «Властелине колец» Толкина

В мае этого года в итальянском городе Модена прошел симпозиум «Толкин и философия», организованный Институтом томистской философии и Римской ассоциацией толкинистских исследований. В числе выступавших был известный британский филолог и писатель Том Шиппи. Предлагаем вашему вниманию содержание его доклада, озаглавленного «Толкин и переплетение событий».
Во «Властелине колец» Толкин ни разу не прибегает к слову «провидение». А слова «судьба» и «случай», «случайность» он употребляет многократно. Поэтому может показаться, что Толкину гораздо ближе понятие рока и случая, нежели провидения. Однако это не так: в некоторых эпизодах автор выражает свои сомнения или же позволяет своим персонажам усомниться насчет самого существования случая.
Например, Гэндальф в беседе с Фродо и Гимли после Войны Кольца говорит, что смерть короля гномов Даина – большая потеря . «Когда бы не он, все могло бы обернуться иначе — и гораздо хуже. (…) Может быть, не было бы ныне в Гондоре королевы. Мы возвратились бы с победой — и увидели бы пепелище. Но этого не произошло — и все потому, что одним весенним вечером я встретил в Пригорье Торина Дубового Щита. Как говорят у нас в Средиземье: „Вам уготована случайная встреча"». Подразумевается, что за пределами Средиземья, в Землях Бессмертных, эту встречу не посчитали бы случайной. Об этом же упоминается и в других местах.
Если взять текст «Властелина колец» и поискать в нем слово «случай», то мы найдем их всего три. А «судьба», «участь» встречается там дважды. Есть еще семь фраз, в которых эти слова используются для объяснения событий, но в них стоит вопросительный знак, как, например, сомнения Гэндальфа или Бомбадила по поводу случайности их встреч.
Три из этих фраз играют особую роль в толкинистской философии провидения.
Первая из них звучит, когда Мерри и Пиппин были схвачены Гришнахом, орком Саурона, как раз в тот момент, когда наступали всадники Рохана. Гришнах заносит нож, чтобы их убить, но его поражает стрела одного из всадников. Была ли эта стрела метко пущена, или же она была послана судьбой? Неизвестно. А если это все-таки случай, то можно ли употреблять слово «послана», направлена? Ведь это слово подразумевает того, кто ее направлял, а также осознанное намерение. Может быть, и другие на первый взгляд случайные вещи являются на самом деле намерением некой неведомой нам силы?
Об этом размышляет эльф Гильдор Инглорион. Он встречает Фродо, проходя вместе с друзьями через Шир, когда они заставили отступить отряд Назгулов. Эльф неохотно дает Фродо советы: «У эльфов свои законы и свои печали, они мало интересуются делами хоббитов или каких-либо других созданий в мире. И наши дороги редко пересекаются. Может быть, наша встреча здесь не более чем случайность: цель ее мне не ясна, и я опасаюсь говорить больше».
Это снова подтверждает, что встреча между Фродо и Гильдором, так же, как и встреча Гэндальфа и Торина, не была случайной, но была чьей-то волей, хотя и не их собственной. Таким образом, они направляемы неведомой силой. А раз это происходит с ними, то, получается, это происходит со всеми нами?
Когда в Ривенделле Гэндальф видит Фродо, раненного моргульским клинком, он говорит, что ему повезло: «У тебя, по-видимому, особая судьба... или участь. Я уж не говорю про твою храбрость и стойкость. Благодаря твоей
храбрости Черному Всаднику не удалось всадить клинок тебе в сердце, и ты был ранен только в плечо. Но и раненный, ты на редкость стойко сопротивлялся -- вот почему обломок клинка за семнадцать дней не дошел до сердца»- Вероятно, судьба помогла Фродо. Однако этого могло и не случиться, если бы Фродо, в свою очередь, не помог судьбе, приняв свободное решение не сдаваться.
Безусловно, эти фразы не дают нам ключа ко всему, они не обладают полной ясностью, однако они подсказывают, что во «Властелине колец» дейстуют различные силы, и одна из них, согласно Тому Шиппи, -- та, которую мы воспринимаем как случай. На самом же деле случай этот – не что иное, как действие провидения, не упомянутой в книге силы.
Справедливо ли искать в произведении Толкина то, о чем писатель ни разу не упомянул? По мнению Шиппи, провидение пронизывает всю структуру второй и третьей книг «Властелина колец». Эта структура сложна, можно даже сказать, излишне и бессмысленно сложна. Но бессмысленно ли? Вероятно, этим автор хотел обратить на что-то наше внимание.
Чтобы понять это, посмотрим, что Боэций говорит о провидении устами Философии. Мы, люди, в конечном счете, не в состоянии понять природу провидения потому, что воспринимаем вещи постепенно, одну за другой, и воспринимаем их так, как будто они касаются нас лично: у нас лишь ограниченное понимание того, что происходит за пределами того, что мы видим. Мы знаем, откуда берутся вещи, идет ли речь о стрелах, о встречах или о других людях. Божественная Мысль не такова. Она видит одновременно любую вещь, которая произошла, происходит и произойдет. Она видит связи там, где мы замечаем лишь никак не связанные друг с другом события. Она может направлять события к результатам, которых мы никак не можем предвидеть. Она может учитывать наши реакции на эти события, чтобы подготовить следующие события. Боэций использует образ вращающегося колеса. В центре его ничего не двигается, а по краям Колесо Фортуны непрерывно движется. Король Альфред, переводивший Боэция на англосаксонское наречие со многими оговорками, поясняет как раз этот момент, утверждая, что колесо это держится на оси, имеет ступицу, спицы и обод. Все мы находимся на колесе, но очень далеко от оси, которая сама не двигается.
И чем дальше мы от оси, тем больше чувствуем себя в воле случая, рока, судьбы. И все же это – лишь слова, и к ним можно добавить еще один термин -- удача. Все они служат тому, чтобы выразить, как человеческие существа воспринимают деяние Провидения.
Во «Властелине колец» Толкин говорит нам именно об этом, посредством персонажей. Они не связаны друг с другом, но одни находятся под воздействием других, которые сами об этом ничего не знают. Читая книгу, мы в одно и то же время замечаем ограниченное восприятие персонажей и некоторые намеки на общее понимание провидения. То, что мы называаем «удачей», – результат действий других людей. Совокупность действий других людей образует замысел, установленный провидением. Но мы все же называем «удачей» или «случаем», а по-англосаксонски wyrd (вирд) те его фрагменты, которые видим, то есть наше частичное восприятие этого замысла. Король Альфред объяснял это просто фразой: «Мы называем предвосприятием Бога и Его Провидения то, что находится в Его мысли, еще перед тем, как это происходит, а когда оно уже произошло, мы называем его «wyrd»», или же судьбой, или удачей».
Одна из повествовательных особенностей Толкина заключается в том, что читатель, с одной стороны, сталкивается с неожиданностями, зная о персонажах еще меньше, чем они знают друг о друге: никто не ожидает столкнуться с Мерри и Пиппином, спокойно покуривающими у развалин Изенгарда – ведь в последней сцене мы встречались с ними в тот момент, когда Изенгард не был разрушен. Никто не ожидал, что Гэндальф снова появится из Мории.
Итак, во «Властелине колец» автор делает две вещи. Он показывает нам действия такими, как они воспринимаются персонажами, когда кажутся результатом случая. Но он показывает также последствия целых цепочек решений, поступков, образующих некую модель, которую мы, безусловно, можем назвать провиденциальной. Нет никаких сомнений в том, что персонажи действуют свободно, принимают свои решения, не зная, правильные они или нет. Арагорн должен делать это постоянно, и в определенный момент нам кажется, что он падает духом. Он говорит Леголасу: «Не в добрый час выпало мне принимать решение. С тех пор как мы миновали Каменных Гигантов, я делаю промах за промахом».
Но Гэндальф подчеркивает, что все пошло неожиданно хорошо, потому что «изменник всегда сам себе петлю вьет. Саруман возмечтал овладеть Кольцом или же захватить хоббитов и выпытать у них всю подноготную. А удалось ему на пару с Сауроном всего лишь вихрем домчать Мерри и Пина к Фангорну, и они как раз вовремя оказались там, куда бы иначе нипочем не попали!»
Подобных комбинаций в книге немало, и не все они очевидны. Можно думать, что именно «удача» спасла Фродо от Ока Саурона. Но ведь это была не удача, это был Гэндальф. Тем не менее, мы узнаем об этом лишь 60 страниц спустя, а не очень внимательный читатель может вообще этого не понять. Согласно Шиппи, еще одним важным элементом являются палантиры. Они постоянно вводят в заблуждение тех, кто их использует. Сперва Саурон, а затем Дэнетор пытаются угадать будущее, чтобы спланировать свои действия. И это – страшная ошибка, как говорит Галадриэль Сэму, посмотревшему в ее зеркало. А Зеркало часто открывает события, для которых время еще не настало и, весьма вероятно, никогда не настанет -- «если тот, кому оно их открыло, не свернет с выбранной им однажды дороги, чтобы предотвратить возможное
будущее. Магическое Зеркало - опасный советчик».
Принимайте свои решения, не пытайтесь узнать больше, чем известно провидению. Ведь провидение – это следствие всех решений, переплетенных друг с другом согласно определенному замыслу. Ни один человек не в состоянии узнать, что произойдет, и даже мудрецы этого не знают.
Эта мысль чрезвычайно ясна, намного яснее, чем идея Философии Боэция, хотя, по сути, выражает она то же самое. Здесь используется не философский язык, а повествование, не аргументы, а совокупность примеров. Шиппи, будучи филологом, а не философом, находит эти примеры намного более убедительными и простыми для понимания самого принципа.
Толкин не был единственным англичанином, пришедшим к этому выводу. Джордж Элиот – под таким псевдонимом писала Мэри Энн Эванс – в небольшом романе «Силас Марнер» рассказывает о целом ряде катастроф: о скупце, у которого украли золото, о потерявшейся девочке, о пропавшем отце, о грабителе, которого так и не смогли найти. В конце романа итог событиям подводит не умелый рассказчик, а Долли Варден, бедная селянка, говорящая только на своем диалекте. Она произносит длинную речь, основная мысль которой – провидение. «Мы, -- утверждает женщина, -- видим только часть событий, и они могут показаться нам ужасными. Но если посмотреть на все вместе, может, они такими и не покажутся».
Удивительно, но этот монолог – не что иное, как парафраз шестого раздела четвертой книги трактата De consolatione philosophiae Боэция. И хотя роман писательницы был изучен, опубликован и неоднократно пополнялся комментариями, литературоведы почему-то этого не заметили. Да и как они могли заметить? Боэций писал на латыни, которую не изучают на факультете английского. Не изучают на нем и философию, сетует Том Шиппи. И завершает свой доклад критикой современной университетской системы, все больше склоняющейся к узкой специализации. Но без философии не всегда можно понять литературу. А Толкин, вместе со своим другом Льюисом, был одним из величайших учителей философии для современного мира, рискующего о ней позабыть.