Диалог Церковь - Ислам: начать со слов Папы в Регенсбурге

Накануне научной конференции, состоявшейся 25 января в Папском институте арабских штудий на тему «Полемика или диалог? Реакция мусульман на Регенсбургскую лекцию», агентство «Asianews» опубликовало размышления известного исламоведа отца-иезуита Самира Халиля Самира, озаглавленные «Диалог Церковь-Ислам: начать со слов Папы в Регенсбурге».
Речь Бенедикта XVI, утверждает отец Самир, в действительности предложила модель мусульмано-христианского диалога: отказ от насилия, любовь к истине, разумное толкование, миссия. И это – единственный путь, при помощи которого можно преодолеть видимость терпимого и банального диалога, проповедуемого многими мусульманами и в значительной мере -- представителями Католической Церкви.
Итак, речь-лекция Бенедикта XVI в Регенсбурге была воспринята -- как христианами, так и мусульманами – как неверный шаг Папы, банальная ошибка, о которой лучше позабыть, если мы не хотим подливать масла в огонь межрелигиозной войны. На самом же деле Святейший Отец, обладающий уравновешенным и мужественным умом, ничего общего не имеющим с банальностью, именно в Регенсбурге заложил основы подлинного диалога между христианами и мусульманами, выразив мысль многих мусульман-реформаторов и подсказывая Исламу и христианам, какие шаги следует предпринять.
По сей день как на Западе, так и в исламской среде звучат отзывы на речь Папы. Но многие образованные мусульмане задаются вопросами: «Вот, миновала буря неправильного толкования, и теперь непонятно, что, собственно, такого сказал Бенедикт XVI? Он сказал, что мы, мусульмане, сильно рискуем исключить разум из нашей веры. В этом случае мусульманская вера станет лишь актом подчинения Богу, который может вылиться и в насилие «во имя Бога» или же «в защиту Бога».
Как раз в цитате Мануила II Палеолога, такой третируемой и ненавистной, заключался важный смысл – ведь в ней подчеркивалось: «Богу не угодны кровь и насилие», насилие противоречит природе Бога и человека. Увы, фраза эта прозвучала 12 сентября, на следующий день после годовщины покушения на Башни-близнецы, и люди прочли ее в политическом ключе (а им помогла манипуляция Аль Джазиры и западных либералов).
Теперь те же мусульмане спрашивают себя: «В конечном счете, Папа сказал, что в Исламе существует риск насилия. Разве это неправда? Разве это не наша история, не наша повседневная проблема? Разве вера не рискует лишиться своего содержания, если ее отделить от разума и от критической мысли? Некоторые мусульмане, хотя и не всенародно, утверждают: «Разделение между верой и разумом больше, чем никогда, угрожает современному Исламу!»
В период с IX по XI век Ислам включил в свое мировоззрение элленистическое измерение греческой философии, а через нее – аспект критики, логики, рассуждения. Это произошло благодаря христианам, жившим в исламской среде. Но вот уже почти тысяча лет, как Ислам отверг разум и постоянно предлагает буквальное применение того, что было сказано в прошлом. У истоков современного кризиса мусульманского мира стоит именно разрыв между верой и разумом в различных его проявлениях, и многие мусульмане сами это признают.
Около месяца тому назад министр культуры Египта Фарук Хосни подверг критике в парламенте популярность исламской чадры в Египте, говоря, что «этого прежде не было в нашей стране. Мы, таким образом, вернулись на 30 лет назад». Еще один парламентер поддержал его: «Мы не только вернулись на 30 лет назад, но в эпоху Мехмета Али (то есть, в начало XIX века)». К сожалению, министра обвинили в нарушении египетской конституции, согласно которой Коран и шариат являются источником законодательства. Фаруку Хосни, министру в течение 20 лет и известному художнику, угрожало смещение с должности интегралистами. Более того, поскольку ему 62 года и он неженат, на него набросились и с обвинениями в гомосексуализме.
Кризис Ислама – у всех перед глазами, все образованные люди говорят о нем. Он заключается в попытке бежать в прошлое в страхе перед самокритикой, перед разумом и современностью.
Когда Папа подчеркивает необходимость включить разум в веру – а, обращаясь к нерелигиозным людям, говорит о необходимости интеграции духовного измерения в концепцию разума, -- на самом деле, он подсказывает Исламу путь к успешному развитию.
Еще одна важная мысль, прозвучавшая в Регенсбурге, -- это бесстрашие: пора взглянуть правде в глаза, когда мы говорим об Исламе. И Святейший Отец имеет полное право непосредственно и ясно обращаться к нашим братьям-мусульманам, равно как и к евреям, к нецерковным людям, а также к католикам. Нынешний Папа отвоевал себе свободу слова.
И еще: он произнес вещи разумные и малоприятные, будучи при этом убежденным, что их необходимо сказать, ведь они относятся к содержанию подлинного диалога. Целью выступления в Регенсбурге, – как сам он сказал в заключение, -- был как раз гуманистический диалог, не отвергающий ничего из позитивного в Исламе и в иллюминизме, но критикующий все экстремистское и антидуховное как в одном, так и в другом. Итак, Бенедикт XVI заложил основания универсального диалога, бросил вызов двум противоположным современным тенденциям: с одной стороны, Исламу и его фидеизму, исключающему разум (и стоит уточнить, это не означает, что Ислам всегда отвергал разум, а эту мысль кое-кто приписал Папе); с другой стороны, он обратился и к лаицистскому, рационалистскому иллюминизму, исключившему религию как нечто незначительное.
Начиная с Регенсбурга и далее Папа также «показал на деле» такой диалог, конкретными жестами. Тут нужно вспомнить о молитве Папы в Голубой мечети в Стамбуле, во время его поездки в Турцию. Папа подчеркнул на деле, что мы, христиане, признаем и уважаем духовность Ислама: так, он снял обувь, входя в священное место (эта библейская традиция соблюдается также христианами-коптами и эфиопами). Он пригласил к молитве, он повернулся к михрабу – нише, указывающей на Мекку. Он молился, поскольку в его понимании Ислам не сводится к политике; молился без всякой двусмысленности или смущения. Его поступки наделили речь в Регенсбурге истинным смыслом для мусульман.
До сих пор приходят письма от мусульман со словами благодарности Папе за то, что он сказал в Германии. Сразу после окончания речи тунисец Абдельваххаб Меддеб поблагодарил Бенедикта XVI, потому что, по его словам, «наконец-то кто-то осмелился говорить и показывать пальцем на насилие в Исламе». Меддеб считает, что «семя исламского насилия находится в Коране», так он и озаглавил свою статью.
Это утверждение – из уст мусульманина – бросает свет на основную проблему современного диалога: нехватку истины, неприятие диалога по критическим вопросам.
Касательно насилия, все мусульмане знают, что его семена – в Священной книге, но все они таким же образом будут пытаться скрыть это, говоря: «Неправда, Ислам означает мир, салам, уважение, а не насилие», отрицая тем самым факты.
Выступление Бенедикта XVI не отрицает фактов, но предлагает изучить их внутри человеческого контекста. Иными словами, он предлагает Исламу заняться толкованием текстов.
Процитировав стих из Корана – «Нет принуждения в вере» (Сура «Корова») – он добавил то, что шокировало многих: «Это, вероятно, -- одна из сур начального периода... когда сам Мухаммед не обладал властью и чувствовал угрозу».
Папа побуждает к экзегетическому труду над священными текстами. В этом конкретном случае, он привел пример герменевтики Корана, предлагая прочтение этого стиха в контексте личного человеческого опыта Мухаммеда. Многие – как мусульмане, так и католики – упрекнули его: «Это невежество, -- говорили они, -- стих этот относится не к начальному периоду (Мекка), а к периоду Медины». Действительно, согласно официальному изданию Корана, речь идет о периоде Медины. Но читая комментарии в двуязычных англо-арабских и франко-арабских изданиях Корана, опубликованных в Саудовской Аравии, мы находим вот что: «Это – первая Сура, явленная в Медине». Говоря социологическими терминами, это означает, что она была открыта сразу после Эгиры – побега из Мекки, – когда Мухаммед оставил свое племя, чтобы присоединиться к вражеским племенам Ауз и Хазрай. В тот момент, как и в последующие два года – до 624 года – он не обладал никакой властью и был постоянно в опасности. Действительно, он искал поддержки у евреев, самых богатых и сильных в Медине. Когда ему это не удалось, он начал совершать набеги, как обычно поступали те, кто боролся за выживание. И если эта Сура, как говорят мусульманские комментаторы, -- первая Мединская, -- это означает, что она была первой Сурой периода набегов. Да, она на самом деле относится ко второму периоду, но верно и то, говорит Папа, что она появляется в тот момент, когда сам Мухаммед был бессилен и в опасности.
Своим немногословным комментарием Бенедикт XVI как бы подсказывает мусульманам: нужно читать текст без отрыва от контекста; и это – крайне важно для начала исламо-христианского диалога. Необходимо вновь прочесть священные книги, чтобы увидеть «обстоятельства откровения», или «асбаб аль-танзил», согласно мусульманской традиции. И здесь Папа возвращается к здоровой традиции толкования, существовавшей в IX веке. К сожалению, в современном Исламе этого больше нет.
Если же в Коране встречаются фразы, содержащие насилие, -- а они встречаются, -- то нужно стараться воспринимать их в контексте возникновения. Конечно, Мухаммед совершал войны; ясно и то, что он воевал не из любви к насилию: следуя ветхозаветной традиции, он воевал «для Бога», «из усердия к Богу». Все это, помещенное в культурно-религиозный контекст Ближнего Востока, выглядит естественно и не вызывает удивления.
Но нужно сказать и то, что сегодня менталитет иной. Не нуждается ли Бог на самом деле в защите людей? Вот откуда следует необходимость в новом прочтении и интерпретации Корана сегодня. Вот уже целое столетие мусульманские реформаторы повторяют, что путь к модернизации Ислама лежит через интерпретацию Корана. Как минимум 30-40 лет назад мы вступили в фазу, когда нет ничего нового в интерпретации, но ведется лишь повторение, до тошноты, одних и тех же вещей и клише. Вновь и вновь повторяются одни и те же заученные наизусть вещи.
В статье приводятся слова молодого иранского ученого-исламиста: «Мы не можем больше воспринимать Коран как текст, надиктованный непосредственно Богом Мухаммеду посредством ангела Гавриила. Необходимо толковать его. К сожалению, в сегодняшенм Исламе не слишком много свободы: исламский ученый Абдолкарим Соруш несколько десятилетий тому назад был отстранен от университетского преподавания именно за это. В конце концов, чтобы жить и свободно высказываться, он эмигрировал в Европу». В современном Исламе немало идей, особенно среди реформаторов и молодых интеллектуалов, но они вынуждены молчать, поскольку в исламском мире свобода не приветствуется.
Папа имел мужество произнести ключевые слова: разум, насилие, герменевтика... Он разбередил рану проблемы интерпретации Корана, без которой диалог невозможен. Этот призыв к Исламу заняться толкованием был вызван любовью к самому Исламу. Некоторые христианские и мусульманские богословы упрекали Папу за то, что в Регенсбурге он был слишком жёсток, а в Турции они же аплодировали ему. А ведь это один и тот же Папа: из любви к Исламу в Регенсбурге он критиковал его, а в Стамбуле не преминул подчеркнуть духовное братство.
В Регенсбурге Бенедикт XVI осмелился говорить о насилии, об отсутствии разума, о необходимости интерпретации в Исламе, и за это многие мусульманские ученые одобряли его, надеясь, что «Папа не будет просить прощения». На Западе же требования «извинений» звучали со всех сторон, в том числе и со стороны христиан. Так случилось, что поведение Папы в Регенсбурге разнесло в пух и прах слишком иреническую концепцию миссии Церкви и светскую «политкорректность». Бенедикт XVI объяснил, что правда не причиняет зла, не оскорбляет, но ведет к исцелению. Ведь иногда нужно и горькое лекарство.
Часто христиане в диалоге с Исламом стараются «скрыть», умолчать о различиях. Это допустимо в начале: вступая в контакт с кем-либо, я, конечно же, не начну с подчеркивания наших различий. Но отношения должны углубляться.
Одним из плодов «ясности», к которой призывает Папа, стал поступок епископа Кордовы. Прелату в очередной раз была выдвинута просьба группы мусульман, обратившихся испанцев, использовать кафедральный собор для совместных молитв, чтобы подать пример «истинного экуменизма», по их словам. Епископ ответил, что усматривает в этом двусмысленность, и не дал разрешения. Различные светские европейские издания подвергли епископа критике, -- ведь он «отверг открытое, братское начинание»...
Безо всякого насилия в христианах растет сознание собственной культуры и собственной идентичности, а также реальной религиозной свободы. Они помогают преодолеть иренические и псевдо-мультиэтнические настроения «нагромождения» религий. Это особо злободневно для Франции, где боязнь оскорбить Ислам не позволяет даже предоставить ежегодную статистику по обратившимся в христианство: епископы и ответственные за диалог с мусульманами отказываются сообщать о количестве мусульман, пожелавших принять Крещение.
Автор статьи ничего не имеет против того факта, что христиане становятся мусульманами, лишь бы причины этого относились к вере, а не к политике и экономике. Но необходима также свобода в том, чтобы сообщать об обращениях мусульман в христианство. В такой открытости и искренности проявляется здоровое духовное соперничество.
Мусульмане и христиане обязаны совершать миссию. Мусульмане называют ее «дауа», это их обязанность; христиане называют ее евангелизацией, и это для них также обязанность. К сожалению, среди христиан находятся все больше людей, отказавшихся от благовествования и от свидетельства своей веры из «уважения» или из боязни впасть в прозелитизм.
Мусульмане во всех странах имеют офисы Дауа. Они связаны со всеми исламскими государствами и занимаются тем, что основывают в разных странах мечети, распространяют Коран, проповедуют и пр., это что-то вроде Propaganda fide в исламских странах. Разница в том, что исламскую миссию поддерживает государство. А христианскую миссию поддерживают общины, Церковь.
Если какая-нибудь Церковь или какой-нибудь епископ не уделяют миссии должного внимания, это означает, что они впали в спячку или же замкнулись в себе. До сих пор я вижу, что по отношению к мусульманам Церковь прекрасно организована в смысле благотворительности: помощь иммигрантам, гостеприимство, школы... Это – щедрость без благовествования. Говорят, что все это – ради спасения диалога. Но благовествование необходимо именно потому, что диалог должен вестись в истине.
Церковь должна вновь осознать, что ее существование – не только количественное – связано с провозглашением Благой Вести, в том числе и мусульманам. Если нет этого рвения, значит, она утратила ощущение красоты веры, обретенной во Христе. Что ведет к падению в пропасть релятивизма.
Вы прослушали размышления отца-иезуита Самира Халиля Самира о диалоге Ислама и христианства.