Литургические тексты 1-го Воскресенья Четыредесятницы

Литургия первого Воскресенья Четыредесятницы в сегодняшнем первом чтении из Книги Бытия (9,8-15) предлагает нашему вниманию образ Ноя. Наряду с различными темами, связанными с его личностью, этот текст призывает нас к углубленному размышлению о Союзе-Завете. Как мы увидим, в будущее Воскресенье будет черед Авраама. В этот период напряженной подготовки к пасхальной тайне нам дается возможность проследить основные этапы истории спасения, которые суть важнейшие вехи на пути, ведущем нас к Пасхе. Можно сказать, что в противоположность тому, что происходит в другие моменты литургического года, здесь нет прямой связи между первым литургическим чтением и сегодняшним Евангельским текстом : в самом деле, в первом чтении упоминается о главных моментах истории спасения, тогда как евангельский текст предлагает нам иную тему, связанную с более непосредственной подготовкой к Пасхе Христовой.
Итак, в первом чтении из Книги Бытия упоминается о решающем моменте в истории Ноя т.е. о заключении Завета с Богом. В этом тексте Бог предстает единственным действующим лицом и обращает Свое слово к человеку. Бог берет инициативу, предлагая Ною и его потомству заключить с Ним Завет. Здесь впервые в Священном Писании появляется термин «Завет», который впоследствии будет часто встречаться и проходить красной нитью через Ветхий и Новый Заветы и, таким образом, окажется одной из главных тем, составляющих единство всего Священного Писания.
В рассматриваемом нами сегодня отрывке из Книги Бытия «Завет» обладает односторонним значением в том смысле, что от Ноя ожидается одно лишь принятие дара Божия. Если в других библейских эпизодах, связанных с Заветом, (например в эпизоде, приведенном в Книге Исхода), когда Моисей и весь народ были призваны к соблюдению закона, то здесь от Ноя не требуется ничего, кроме молчания и принятия дара. Таким образом, здесь особо подчеркивается, что Завет есть дар Божий и этот элемент будет всегда присутствовать даже в тех текстах, в которых народ будет брать на себя обязанность исполнять Заповеди Божии. Итак, можно сказать, что в сегодняшнем первом чтении с силой выделяется тема благодати, тем более, что «Завет» приобретает здесь всемирное значение: «И сказал Бог Ною и сынам его с ним: вот, Я поставляют Завет Мой с вами и с потомством вашим после вас и со всякою душею живою, которая с вами, с птицами и со скотами и со всеми зверями земными, которые у вас, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земными».
На этот великий дар Божий Ной, воистину, смог бы ответить словами Псалма 24, которые верующие повторяют сегодня на Литургии: «Укажи мне Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину Твою и научи меня, ибо Ты Бог спасения моего… Вспомни щедроты Твои, Господи, и милости Твои, ибо они от века…По милости Твоей вспомни меня Ты, ради благости Твоей, Господи!…Благ и праведен Господь: посему наставляет грешников на путь. Направляет кротких к правде и научает кротких путям Своим».
Эти же слова мог бы произнести Иисус Христос во время Своего сорокадневного пребывания в пустыне. Читаемый сегодня отрывок из Евангелия от Марка (1, 12-15) начинается таким сообщением: «Немедленно после того (т.е. Крещения Иисуса) Дух ведет Его в пустыню». Нам хорошо известны эти слова, однако, следовало бы задуматься над тем, какое отношение существует между Духом, началом Жизни, присутствием Бога, жизнью всего мира и – пустыней, царством смерти, с которой связаны некоторые отрицательные образы Священного Писания? Мы часто имеем романтическое представление о пустыне, как места встречи и общения человека с Богом, но на самом деле в Библии пустыня очень редко предстает в таком освещении. В большинстве случаев она представляется как место смерти, обитаемое лишь ядовитыми, опасными зверями, где легко заблудиться при отсутствии дорог и ориентиров. Пустыня безводна и бесплодна, в ней не произрастает ничего. Ее можно только пересечь и притом с трудом и не без опасности, подобно израильскому народу, вышедшему из Египта. Пустыня символизирует «переход» в полном смысле этого слова, т.е. не только в пространственном и географическом, но и в духовном смысле: будучи предельным местом для человеческого существования, пустыня дает нам возможность остаться лицом к лицу с самым основным в жизни. Когда исчезают традиционные ориентиры, спадают маски и рушатся все надстройки, тогда вдруг обнаруживается наша правда, которая часто нам не нравится; но мы должны принять ее, как предварительное условие, как предпосылку нашего подлинного изменения. В этом смысле пустыню следует мыслить как место перехода, где происходит наше посвящение и поэтому она не может быть окончательным условием бытия. В противоположность некоторым течениям христианской духовности, избравшим пустыню в качестве среды обитания подвижников, библейская традиция, хотя она и придает основное значение пустыне, тем не менее считает ее лишь переходным моментом: она представляет собою место испытания, весьма важного, но по существу своему ограниченного. Если правда, что в жизни испытания никогда не кончаются, так же верно, что опыт пребывания в пустыни ограничен во времени: так например, для израильского народа он продлился сорок лет, а для Иисуса Христа – сорок дней.
Прослушаем внимательно слова евангелиста Марка: « И был Он там в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною и был со зверями. И Ангелы служили Ему. После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие : покайтесь и веруйте в Евангелие». Так, перед началом Своего общественного служения Иисус пережил опыт народа Божия в пустыне, в этом царстве смерти, который в силу пребывания Господа в нем, изменился. Обратим внимание на то, что Иисус был в пустыне «со зверями»: вместо того, чтобы чуждаться и отгонять их, Он пребывал вместе с ними. Здесь можно усмотреть связь с мессианским образом пророка Исайи т.е. с «младенцем», который будет «играть над норою аспида и протянет руку свою на гнездо змеи»: «не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море».
Иисус есть Мессия, лично переживающий опыт Своего народа, но в противоположность Израилю, Он побеждает искушения. Иисус есть воистину Мессия восстанавливающий первозданные, райские отношения между Богом и Его тварями, описанные в начале Книги Бытия. В самом деле, в первой главе этой священной книги представляется мир, чуждый всякого насилия, в котором уважаются различия и ни единый элемент творения, даже самый отрицательный на наш взгляд, как тьма или морские чудовища, не упраздняется. Это и есть Царствие, которое приблизилось к нам в Иисусе-Мессии и мы призваны обратиться и принять Его.
Крещение, о котором идет речь в читаемом сегодня отрывке из Первого соборного Послания святого Апостола Петра (3, 18-22), как раз и исполняет эту функцию: в самом деле, Таинство Крещения выражает нашу волю обратиться к Богу и, одновременно, является орудием нашего обращения. Прослушаем слова Апостола Петра: «Потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, Праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом… Так и нас ныне подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает Воскресением Иисуса Христа, Который, восшед на небо, пребывает одесную Бога и Которому покорились Ангелы и власти и силы». Итак, Крещение есть знамение нашей причастности к смерти и Воскресению Христову, началу и основе новой жизни.
Крещение уподобляется Союзу-Завету: это благодатный дар, ниспосылаемый нами Богом не за наши заслуги и добродетели, а по милости Его; это - обетование новой, вечной жизни, не от нас исходящей, а получаемой нами от Господа Иисуса Христа. Ответом на этот величайший дар должна быть наша жизнь, свидетельствующая Господа Иисуса Христа в повседневности, во всех наших конкретных выборах, а не только в чисто религиозной жизни. К такому пути обращения и призывает нас Церковь в это первое Воскресенье Четыредесятницы. Вступим же на него и мы с молчаливой поспешностью Ноя.