Эмманюэль Мунье - сто лет со дня рождения

Известный французский мыслитель-персоналист Э. Мунье родился 1 апреля 1905 года в мелкобуржуазной семье в Гренобле, с юных лет был увлечен философией, которую изучал под руководством преподавателя-католика Жака Шевалье, ученика и популяризатора Анри Бергсона. В 1927 году в парижской Сорбонне продолжил свои штудии, и в этот период у него начал складываться круг идей, на которые большое влияние оказал Жак Маритен.
То было время утверждения тоталитарных идеологий: коммунизма в России, после революции 1917 года, фашизма в Италии, зарождения национал-социализма в Германии. Молодой Мунье занимался в эти годы не столько преподаванием, сколько активно участвовал в разгоравшейся полемике по актуальным общественным и религиозным проблемам, в тесном общении со своими друзьями, молодыми католиками, в числе которых был и будущий богослов-иезуит и кардинал Жан Даниэлу. В этом кругу родилась идея издания журнала, получившего название Esprit, которым бессменно руководил Э. Мунье с момента его возникновения в 1932 году и до своей смерти в 1950-м.
В католическом мире журнал и его издатели занимали место заметное, но и навлекали порой на себя критику радикализмом и “левизной” своих позиций. Так, в 1936-38 “Эспри” поддержал левый Народный Фронт Леона Блюма, в 1936-39 выступал против католического и антикоммунистического крестового похода генерала Франко в Испании.
При вспыхнувшей 2-й мировой войне и после военного поражения Франции, Э. Мунье некоторое время поддерживал режим Виши маршала Петэна, ставивший задачу реконструкции французской идентичности на новых моральных основах; министром образования здесь некоторое время был прежний учитель нашего мыслителя, проф. Шевалье. Прогрессивное сближение режима Виши с нацизмом, антисемитские законы – изменили позицию Мунье и его журнала, чтот привело к закрытию “Эспри” в августе 1941 года и аресту его редактора осенью 1942-го. Освобожденный после нашумевшей голодовки, он приближается к позициям Сопротивления.
После освобождения в Париже возобновляется издание журнала “Эспри”, авторы которого активно участвуют в бурных дискуссиях в защиту демократии под знаменами персонализма.
Эмманюэля Мунье справедливо почитают “политическим воспитателем” целого поколения; более того, можно говорить о енго решающем влиянии на целые три поколения католиков, вовлеченных в общественную и политическую жизнь – как то засвидетельствовал его ученик Поль Рикёр, назвавший этого мыслителя-персоналиста в 2000-м году продолжающим оставаться актуальным “великим свидетелем”.
Ключ к пониманию личности Мунье ищут в его концепции христианской веры, как engagement /”обязательства” в самом широком смысле слова/ в отношении к жизни, начиная с резкой критики идеологий и “идолов” современности. Для него самого, как и для значительной части французских католиков-интеллектуалов, важную роль возымело движение обновление, вызванное модернисткими спорами – эмблематическая попытка возобновления диалога между католическим богословием и современным миром.
Э. Мунье естественным образом примкнул к кругу персоналистских идей и теорий, разрабатывавшихся его другом и учителем Жаком Маритеном. Персонализм для него представлялся не маловероятным “третьим путем” между либерализмом и коммунизмом, но основой совершенно иной политической и социальной модели, исходившей из интуиции о “я”, созидаемом в диалоге и взаимоотношении с “ты”. По самой свое й природе, персонализм – философия “эволютивная”, основывающаяся и развертывающаяся на двойственной категории: affrontement и engagement, “столкновение” и “обязательство”, два полюса жизни личности. Мунье писал: “Личность достигает своей полной зрелости лишь тогда, когда выбирает нечто, оставаться верным чему для нее дороже самой жизни… Не существует общества, порядка, права, которые бы не возникали в результате борьбы противоположных сил, которые бы не поддерживались силой. Против этого универсального царства насилия есть место для абсолютного и профетического отрицания…”.
Для Мунье – верующего христианина, его вера – средоточие и ядро восстания личности против царства насилия, личности, осознавшей вызов /affrontement/ окружающего мира и свое “обязательство” /engagement/ в защиту человека. Это и есть – “зрелая вера”. В лице Э Мунье видят одного из предшественников того обновления, которое провозгласил 2-й Ватиканский собор.
Если говорить о политической позиции этого французского персоналиста, она неоднократно подвергадась резкой критике, и с разных сторон. Израильский историк Зеев Штернхелл в своем монументальном труде о распространении фашистской идеологии во Франции критикует Э. Мунье “слева”; французский социолог и публицист Алэн Безансон – “справа”. И оба приходят к одному выводу: персоналист Э. Мунье был противником либеральной демократии.
Действительно, Мунье разделял со многими своими современниками (включая Н. Бердяева) убеждение в растущей моральной слабости демократий и отдавал себе отчет в двусмысленной привлекательности тоталитарных идеологий для молодых интеллектуалов, французских и европейских. Его самого на время увлек проект нового “французского национального Государства” маршала Петэна, - пока не был запрещен его журнал и пока его не арестовали.
Но обвинения издателя “Эспри” в фило-фашизме – малоосновательны: в журнале публиковались многочисленные материалы против колониальной войны в Эфиопии, развязанной режимом Муссолини в 1935 году, против франкистского мятежа в Испании в 1936-м, против мюнхенских соглашений в 1938-м.
Не следует забывать, что главным для Э. Мунье всегда оставалось центральное место человеческой личности и её свобода: “свобода человека – это есть свобода личности, этой именно личности, какой она предстает в мире перед лицом ценностей”. Такая позиция французского персоналиста изначально обращала его против тоталитарных систем любого типа, отвергавших саму идею личности и выступавших против свободы; это делало его убежденным противником “авторитарного социализма”.
Юбилейная статья в иезуитском журнале “Aggiornamenti sociali” (09-10.2005) завершается разделом об актуальности наследия Э. Мунье. Ее автор указывает, что этот мыслитель пророчески, раньше многих других смог увидеть, как демократии культивировали в самих себе – даже и вне конфронтации с тоталитаризмами, - семена структурной слабости, то, что можно назвать их “третьим кризисом”.
Первый кризис последовал за Первой мировой войной, с выходом масс на политическую и общественную сцену: для руководящих классов западных стран стало отныне невозможным оставлять принятие политических решений за узким кругом имущих и образованных людей, им приходилось считаться с трудовыми массами. Автор статьи в иезуитском журнале усматривает подтверждение этому в событиях революции 1917 года в России.
Второй кризис наступил после 2-й мировой войны, когда – по мнению автора статьи – демократическим системам Запада был брошен вызов радикальными предложениями систем “реального социализма”. Это дало импульс для построения Welfare State, попытки соединения демократии с социальными правами массы, по словам британского либерала Бевериджа – “почетного компромисса” между демократией и капитализмом.
Третий кризис – нынешний; он восходит к падению Берлинской стены и триумфу капиталистической системы во всем мире, которая смела не только “реальный социализм”, но и системы Welfare. Капитализм в своей глобализованной форме, базирующейся больше на финансах, чем на производственных структурах, отодвинул на задний план традиционную озабоченность проблемами занятости, охраны здоровья, социального страхования. Демократия стала всего лишь зонтиком, прикрывающим полномочия власть имущих. После падения социалистических режимов возник “новый мировой порядок”, повлекший за собой не менее четырех кровавых конфликтов: две войны в Ираке, войны в Югославии и Косово.
В такой обстановке вновь актуализируется проблема “обоснования” демократии. Не случайно она оказалась в центре обсуждения двумя столь разными мыслителями, как тогдашний кардинал Й. Ратцингер и Юрген Хабермас в мюнхенской Католической Академии в январе 2004 года. Последний эпигон Франкфуртской школы продемонстрировал чувствительность к необходимости объективного обоснования государственного, публичного этоса, - признав за религией роль критика общественных патологий нашего времени. В более решительном тоне говорил об этом Й. Ратцингер, предложивший пересмотреть также вопрос о секуляризации, переживающей ныне явный кризис.
Показательно, в любом случае, как при обсуждении вопроса о “этическом релятивизме” даже мыслители “светские”, безрелигиозные вынуждены констатировать господство Рынка с его правом сильного, отодвигающего в сторону и такие светские ценности, как гражданские и человеческие права. Это ставит на повестку дня необходимость поисков – совместными усилиями верующих и неверующих – нового гуманизма и, следовательно, нового обоснования демократии.
В таком контексте и оказываются чрезвычайно злободневными многие идеи и предвидения французского персоналиста Э. Мунье.