Европа в момент кризиса культур, часть II

Мы продолжаем изложение размышлений кардинала Й. Ратцингера при получении им в Субиако Премии св. Бенедикта за продвижение сумьи в Европе 1 апреля сего года. Он поставил вопрос: насколько обоснована претензия просветительской лаицистской культуры на универсализм? И действительно ли она завершена в себе и не нуждается ни в каких корнях вне себя?
Отвечая на первый вопрос, будущий Папа указал, что, безусловно, культура Просветительства привела к важным приобретениям: что религия не может навязываться государством, она принимается только свободно; уважение основоположных прав человека, равных для всех; разделение властей и контроль над властью.
Однако, не следует думать, будто бы эти основоположные ценности, признаваемые нами как повсеместно пригодные, могут реализоваться тем же способом в любом историческом контексте. Не во всех обществах имеются социологические предпосылки для демократии, основанной на партиях – как у нас, на Западе; так что всецелую религиозную нейтральность государства, в большей части исторических контекстов, надо признать иллюзией.
Постараемся прояснить вопрос, могут ли современные просветительские философии почитаться последним словом разума, общего для всех людей. Все эти философии – позитивистские, и потому анти-метафизические, так что, в конечном счете, Бог не может занимать в них никакого места. Они основаны на самоограничении положительного разума – что уместно в технической среде, но что, при попытках обобщения, ведет к уродованию человека. Отсюда следует, что человек не допускает больше никакой нравственной инстанции за пределами своих расчетов, а концепция свободы ведет в конечном итоге к ее саморазрушению.
Несомненно, позитивистские философии заключают в себе важные элементы истины. Но они базируются на самоограничении разума, типичном для определенной культурной ситуации – современного Запада, и потому не могут быть последним словом разума. Хотя они и кажутся целиком рациональными, они не суть голос самого разума, но обусловлены культурной средой – то есть все тем же сегодняшним Западом. Поэтому это не есть философия, которая в один прекрасный день могла стать действенной для всего мира.
Но прежде всего надо сказать, что эта просветительская философия и соответствующая ей культура – не полные. Она сознательно обрывает собственные исторические корни, лишая себя зиждительных сил, каким обязана своим существованием, той основоположной памяти человечества, без которой разум утрачивает ориентацию. В самом деле, сегодня действует принцип, что способности человека – это мера его поведения. То, что ты умеешь делать, ты и можешь делать. Умение делать, отделенное от возможности делать – больше не существует, так как это было бы против свободы – верховной ценности.
Но человек умеет делать многое, и все больше; и если это умение делать не находит своей меры в нравственных нормах, оно становится силой разрушения. Человек умеет клонировать себе равных, и потому делает это. Человек умеет использовать людей, как "склад" органов для других, и потому делает это; делает, ибо это представляется потребностью его свободы. Человек умеет конструировать атомные бомбы, и потому производит их, будучи расположенным и к их практическому использованию. Также и терроризм, в конечном итоге, основывается на этой модальности "само-разрешения" человека, а не на учении Корана. Радикальный отрыв просветительской философии от своих корней становится, в конце концов, действием против человека. Человек, в глубине, не имеет никакой свободы – говорят нам глашатаи естественных наук, в полном противоречии с исходным пунктом всей проблемы...
Мы поставили два вопроса: является ли рационалистическая (позитивистская) философия узко рациональной, и, как следствие, универсально приложимой, и завершена ли она в себе? Самодостаточна ли? Может ли, или даже – должна ли, изолировать свои исторические корни в среде исключительно прошлого. и следовательно в среде того, что может быть действенным только субъективно? На оба эти вопроса мы должны ответить категорическим "нет". Эта философия не выражает завершенного разума человека, но лишь часть его, и в силу этого уродования разума не может рассматриваться, как рациональная. В силу этого она и неполна и может исцелять, только восстановив вновь контакт со своими корнями. Дерево без корней высыхает...
Утверждая все это, мы не отвергаем всего того, что эта философия говорит положительного и важного, но она утверждает скорее свою необходимость завершенности, свою глубокую незавершенность. И таким образом мы вновь оказываемся перед необходимостью сказать о двух противоречивых пунктах Преамбулы европейской Конституции. Оставление христианских корней не раскрывается, как как выражение высшей терпимости, которая уважает все культуры тем же образом, не желая создавать привилегии ни для какой, ни как абсолютизация способа мыслить и жить, который бы противопоставлялся радикально всем другим историческом культурам человечества. Истинное противопоставление, которое характеризует сегодняшний мир не есть противопоставление между разными религиозными культурами, но – между радикальной эмансипацией человека от Бога, от корней жизни, с одной стороны, и великих религиозных культур, с другой. Если дело дойдет до столкновения культур, это произойдет не в силу столкновения великих религий, - которые всегда "воевали" одна с другой, но в конце концов умели сосуществовать одна наряду с другой, - но будет результатом столкновения между этой радикальной эмансипацией человека и великими историческими культурами.
Таким образом, также и отказ от ссылки на Бога не есть выражение терпимости, желающей будто бы защитить не теистические религии и достоинство атеистов и агностиков, но скорее выявление сознания, которое хотело бы видеть Бога окончательно вычеркнутым из общественной жизни человечества и сосланным в субъективную сферу культурных отходов прошлого. Релятивизм, представляющий собой отправной пункт всего этого, становится таким образом догматизмом, воображающим себя обладателем окончательного познания разума, который вправе рассматривать все остальное как всего лишь этап человечества, в глубине преодоленный, и который может быть релятивизирован. В действительности это значит, что мы нуждаемся в корнях для выживания, и что мы не должны терять из вида Бога, если не хотим, чтобы исчезло человеческое достоинство.
Есть ли все сказанное – абсолютное отвержение Иллюминизма (Просветительства) и модерна? Абсолютным образом – нет. Христианство, с самого начала, осмысляло себя как религию логоса, как религию согласно разуму. Оно не искало своих предшественников прежде всего в других религиях, но в том философском просветительстве, который очистил путь от традиций, чтобы обратиться к поискам истины и в направлении к благу, единому Богу, стоящему превыше всех божеств. Будучи религией гонимых, религией универсальной, по ту сторону разных государств и народов, оно отвергло за государством, право рассматривать религию, как часть государственного устройства, постулируя таким образом свободу веры.
Оно всегда определяло людей, всех людей без различий, творениями Бога и подобием Бога, провозглашая равное их достоинство. В таком смысле Просветительство – христианского происхождения, и не случайно оно возникло именно и исключительно в лоне христианской веры. Там, где христианство, вопреки своей природе, стало, увы, традицией и государственной религией. Несмотря на то, что философия, как поиски рациональности, - также и нашей веры – была прерогативой христианства - голос разума всегда был излишне приручен.
Было и остается заслугой Просветительства то, что оно вновь предложило эти изначальные ценности христианства и вернуло разуму свойственный ему голос. 2-й Ватиканский собор, в Конституции О Церкви в современном мире, вновь выявил это глубокое соответствие между христианством и просветительством, стремясь достичь подлинного примирения между Церковью и современным миром, представляющим собой великое наследие, подлежащее охране обеих сторон.
Со всем тем, необходимо, чтобы обе стороны задумались о себе и были готовы исправиться. Христианство должно всегда помнить, что оно есть религия логоса. Оно есть вера в Духе творце – creator Spiritus, от Коего происходит все действительное. Именно это должно было бы стать сегодня его философской силой, ибо проблема заключается в том, происходит ли мир из иррационального, и разум, следовательно, есть ни что иное, как "побочный продукт", - или же мир ведет начало от разума, и как следствие, он является его критерием и целью.
Христианская вера склоняется к этому второму тезису, при том, что первый сегодня рассматривается многими, как единственно "рациональный" и своевременный. Однако, только творческий разум, который в распятом Боге выявился, как любовь, может поистине продемонстрировать жизнь.
В диалоге, столь необходимом, между лаицистами и католиками, мы, христиане, должны особенно оставаться верными главному: жить верою, которая исходит из логоса, из творческого разума, и которая поэтому открыта всему тому, что подлинно рационально. И здесь, как верующий, я хотел бы сделать предложение лаицистам.
В эпоху Просветительства попытались понять и определить существенные нравственные нормы, говоря, что они были бы действенны – etsi Deus non daretur, даже и в том случае, если бы Бог не существовал... Кант предпринял поистине грандиозную попытку: отрицая, что Бог познаваем в области чистого разума, в то же самое время он представил Бога, свободу и бессмертие в качестве необходимых постулатов практического разума, без коих невозможен никакой нравственный поступок. Нынешнее положение мира не побуждает ли вновь задуматься о его правоте?
Попытка, доведенная до крайностей, формировать человеческие реальности, все более удаляясь от Бога, все более ведет нас к самому краю пропасти, к всецелому отдалению человека. Поэтому мы должны "перевернуть" тезис просветителей и сказать: даже тот, кому не удается обрести путь приятия Бога, должен был бы стремиться жить и направлять свою жизнь – veluti si Deus daretur, как если бы Бог существовал. Это советовал уже Паскаль своим неверующим друзьям; и этот совет хотели бы мы дать сегодня нашим друзьям, которые не веруют. Таким образом никто не будет ограничен в своей свободе, но все наши поступки найдут поддержку и критерий, в коих мы настоятельно нуждаемся.
То, в чем мы прежде всего нуждаемся в этот момент истории – суть люди, которые – посредством своей просветленной и проверенной опытом веры – свидетельствовали бы о возможности веровать в Бога. Негативный опыт христиан, которые говорили о Боге, но жили без Него, затемнил образ Божий и открыл двери безверию. Мы нуждаемся в людях, которые устремляют взор в направлении Бога, именно так научаясь истинной человечности. Мы нуждаемся в людях, интеллект которых просвещен светом Божиим, кому Бог открывает сердце, - таким образом, что их интеллект может говорить интелекту других, и их сердце может открывать сердца других. Только через посредство людей, "затронутых" Богом, Бог сможет вернуться к людям.
Мы нуждаемся в таких людях, как Бенедикт Нурсийский, который... после всех очищений, какие должен был претерпеть, восшел к свету, основал в Монтекассино город на горе, собравший вместе силы, которым предстояло сформировать новый мир. Так Бенедикт, подобно Аврааму, стал отцом многих народов...