Святая дружба: Иероним и Павла, Златоуст и Олимпиада (продолжение)

В прошлый раз мы начали знакомиться с некоторыми фактами из жизни святых Иеронима и Павлы Римской, Иоанна Златоуста и Олимпиады Константинопольской, - сопоставляя их с некоторыми текстами Златоуста и Иеронима.

Обратим внимание на то, как рассуждает святой Иероним о мужчине и женщине в своих библейских толкованиях. Вот, например, его комментарий к стиху из 3 главы Послания к Галатам («Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»): «Мужчина и женщина, - пишет Иероним, - разделены силой и слабостью тел. Но что касается веры, то она оценивается по внутреннему благочестию, и часто случается, что женщина становится причиной спасения для мужчины или мужчина предваряет женщину в религии». Иероним пишет также, что, облекаясь во Христа в Таинстве Крещения, мы совлекаем с себя всякое различие между полами, статусом и между телами.

Иероним, суровый и угрюмый аскет, питает глубочайшее уважение к своим подругам и сотрудницам как на уровне изучения Писаний, так и на духовном уровне. В одном из своих комментариев он утверждает: «Понадобились бы целые тома, чтобы рассказать обо всем величии женщин».

Таким образом, на основе сказанного сегодня и в прошлый раз можно констатировать определенную дихотомию у обоих Отцов Церкви – Иеронима и Златоуста: с разными оттенками и акцентами они в одних текстах теоретически утверждают равенство мужчины и женщины перед Богом, а в других провозглашают экзистенциальную подчиненность женщины по отношению к мужчине. Были ли отношения между Иеронимом и Павлой, между Иоанном и Олимпиадой отношениями равных, в которых оба друга одинаково следовали за Христом, или же в этих духовных четах женщина следовала за мужчиной? Были ли эти отношения настоящей встречей двух «я», которая оказала влияние на саму концепцию дружбы в христианстве?

Заметим, что греки задавались вопросом, способна ли вообще женщина на то, что они называли термином ϕιλία, на бескорыстную , дружескую любовь, и может ли сама женщина быть достойной такой любви. Дружба считалась преимущественно добродетелью мужчин. Поэтому христианство привнесло революцию и в это измерение человеческой жизни, хотя женщинам нередко и приходилось заимствовать у мужчин способы выражения некоторых добродетелей, которые считались присущими лишь сильному полу. Безусловно, взгляд на женщину через призму субординации определял и понимание дружеских отношений с женщиной. Ведь это мировоззрение предполагает, что женщина лишена элементов, необходимых для дружбы. Именно поэтому Отцы Церкви и выражают такое восхищение добродетелями, которые считались обычными для мужчин. В одном из писем Иероним восхваляет женщину за то, что она может быть «слабее телом, но крепче мужеством», приписывая ей мужскую добродетель. С другой стороны, Иероним критикует утрату женственности, упоминая о женщинах «с мужеским видом, которые, переменив одежду, стыдятся того, что они родились женщинами, обрезывают волосы и бесстыдно поднимают вверх свои лица, подобные лицам евнухов. Есть и такие, которые одеты во власяницы и, сделавши наглавники, чтобы возвратиться к детству, подобны совам и филинам».

Дружба между Олимпиадой и Иоанном, между Павлом и Иеронимом не была типичной для их эпохи, напротив, эти отношения выглядели необычными и провокационными, и это не прошло бесследно для тех, кто был в эти отношения вовлечен. Общение между ними, как мы уже упоминали ранее, стали поводом для того, чтобы Иеронима выдворить из Рима, а Иоанна – из Константинополя. Однако святые не отреклись от плодов этой дружбы, не обращая внимания на критику. Чтобы понять, что чувствовал Иоанн, достаточно посмотреть на его собственные наставления, в которых он настаивал, что самые глубокие узы дружбы нужно разорвать, если они окажутся вредоносными для души. Например, в Слове в Календы Иоанн Златоуст пишет, что Господь повелевает «и таких друзей, которые дороги для нас, как глаза, и необходимы в делах житейских, устранять и отвергать, если они вредят спасению нашей души». 

Многие факты свидетельствуют о том, что опыт дружбы между мужчиной и женщиной, по крайней мере до 17 столетия, был преимущественно опытом духовной, религиозной дружбы, в основе которой лежали отношения с Богом, зов свыше. Еще одна характерная черта – отступление от привычной схемы, в которой доминирует мужчина. Так, и Павла Римская, и Олимпиада Константинопольская были основательницами общин. Олимпиада и Павла – вдовы, но они не желают вступать в повторный брак, и все же они оказываются связаны духовными узами с мужчинами, которые будут иметь для них больше значения, чем покойные мужья, и для которых они также сыграют роль более значительную, чем для собственных супругов. Эти отношения побуждают идти в одном и том же направлении, при этом каждый идет туда самостоятельно, будучи посвящен только Богу. Их объединяют одни и те же духовные устремления, но также и эмпатия, в силу которой один становится для другого помощью для достижения своего горизонта.

Олимпиаду и Златоуста связывала ревность о Святой Церкви. Олимпиада была диакониссой, а Иоанн – епископом. Павла Римская и Иероним были связаны любовью к познанию Библии и к аскетике. Заметим, что знакомство Иеронима с женщинами из Авентийской обители произошло не по его собственному выбору. Он сам рассказывает в одном из писем: «Наступил день, когда нужды Церкви привели меня в Рим вместе со святыми епископами Павлином и Епифанием… Из скромности я избегал взглядов этих почтенных женщин, но Маркелла так хорошо нас приняла… что мне удалось искусно преодолеть сдержанность». Соглашаясь вступить в контакт с этими женщинами, Иероним подготавливает почву для обильных плодов. Маркелла и Павла – это главные персонажи его внутреннего «скита». Первая отличалась интеллектом и особым интересом к экзегетике и изучению текстов, вторая больше склонялась к аллегорическим, духовным толкованиям, побуждаемая своим стремлением к аскетическому образу жизни. Эти женщины придавали особый импульс исследованиям Иеронима. «Она все сильнее настаивала… своими вопросами, будто мне не позволено было не знать того, чего я не знал», – признается Иероним в одном из писем. И еще: «Ты дразнишь меня большими проблемами, и надо сказать, что, задавая мне вопросы, ты питаешь мой разум, который спокойно себе дремлет».

Таким образом, Иероним сумел принять женщин как равных ему собеседниц и коллег по исследованиям в области, которая считалась прерогативой мужчин. Не было недостатка в обвинениях и в зависти, вызванных этими отношениями, от которых Иероним защищается такими словами: «Многие порицают меня за то, что я время от времени пишу женщинам и предпочитаю слабый пол сильному… Если бы Писаниями интересовались мужчины, я бы не обращался к женщинам». В этих словах, конечно, мы улавливаем мысль о том, что Иерониму приходится общаться с женщинами за неимением достойных собеседников – мужчин для обсуждения излюбленных его тем. Тем не менее Иероним на самом деле признает в женщине способность к «благой части» в то же мере, в какой к ней способны и мужчины. Это относится как к духовной, так и к интеллектуальной сфере.

В письме к Азелле Иероним так отвечает на обвинения в нездоровой привязанности к женщинам, высказанные со стороны римского сената, - в особенности в тот момент, когда Павла отправлялась в Иерусалим: «Пока я не знал жилища святой Павлы, до тех пор гремела ко мне любовь всего города. Почти общий суд признавал меня достойным высшего священства. Обо мне говорили блаженной памяти Папе Дамасу. Меня считали святым, признавали смиренным и красноречивым. Неужели ж я вошел в дом какого-нибудь развратника? Ужели я увлекся шелковыми одеждами, блестящими камнями, раскрашенным лицом, жадностью к золоту? Нет, римская матрона могла покорить мою душу только слезами и постами, – только та могла привлечь мое внимание, которую я видел в печальном одеянии, ослепшею от слез, которую часто солнце заставало по целым ночам умоляющею милосердие Божие,– только та, чья песнь была Псалом, предмет разговора – Евангелие, чьи утехи состояли в воздержании, а жизнь – в постничестве. Меня радовала только та, которую я никогда не видел за пищею. Но как скоро за ее чистоту я начал уважать и почитать ее, и удивляться ей, тотчас оставили меня все добродетели». И далее пишет: «Приветствуй Павлу и Евстохию, моих во Христе, угодно или нет это миру».