«Экстаз Святой Терезы» Бернини и мистика в искусстве

На страницах газеты «Оссерваторе Романо» историк искусства монс. Тимоти Вердон размышляет над скульптурной композицией «Экстаз святой Терезы» Джан Лоренцо Бернини и мистикой в искусстве 17-18 веков.

В опыте святых как Ветхого, так и Нового Завета угадывается возвышенность, величественность, которую трудно передать словами или образами. Пророк Исаия видит «Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном», окруженного серафимами, которые восклицают «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» (Исаия, 6,1-3), а пророк Иезекииль – «великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него», а из середины его «сверкание меди» и горящие угли, похожие на лампады, а также четыре крылатых существа с колесом, которое двигалось в четырех направлениях (Иезикииль, 1, 4-17). Пророк Даниил же «видел сон и пророческие видения головы своей на ложе своем» (Даниил, 7,1), и в этом сне, среди множества других вещей, видел восседающего на престоле «Ветхого днями», престол Которого был «как пламя огня, колеса Его - пылающий огонь», перед Которым предстал «как бы Сын человеческий», -- Ему были даны «власть, слава и царство» над всеми народами, племенами и языками, «владычество вечное, которое не прейдет» (Даниил, 7,9-14).

Святой апостол и евангелист Иоанн, автор Апокалипсиса, тоже видел «подобного Сыну Человеческому», волосы Которого были «белы, как белая волна, как снег», а очи Его были «как пламень огненный» (Откровение, 1,12-14).

Тексты, в которых повествуется об этих видениях, зачастую трудны, даже непонятны с точки зрения логики, – потому что человеческий язык не в состоянии передать реальность, созерцаемую святыми. Об одном из своих мистических опытов св. Павел рассказал так: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю - в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Коринфянам, 12,2-4). Тем не менее, есть одно дозволенное «слово», дарованное человеку, чтобы он мог произносить его в час молитвенного созерцания Бога, и слово это – Сам Христос, совершенное выражение Отца. Не случайно первый христианский мистический опыт, видение, которое имел диакон Стефан, в то время, как он приносил в жертву свою жизнь за Христа, полностью находится под знаком этого «слова», которое есть Христос: Стефан, будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, и сказал: «Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Деяния апостолов, 7,55-56). Именно это слово, это имя (или, лучше, титул Христа, отнесенный к Иисусу), был нетерпим для гонителей, которые, «закричав громким голосом», чтобы заглушить даже сам звук имени, «затыкали уши свои», убивая того, кто произносил его (Деяния апостолов, 7,57). Произнося имя Христа, мы уже молимся, и разные церковные традиции призывают повторять многократно это имя, несущее спасение.

Теперь сказать «Христос» означает также сказать «Супруг», и нередко мистический опыт Его присутствия описывается чувственным языком. «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!», - восклицала возлюбленная из Песни Песней, говоря о том возлюбленном, которого Отцы и Учители Церкви отождествляли со Христом (Песнь Песней, 1,2a). Возлюбленная говорит ему: «От благовония мастей твоих имя твое - как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя» (Песнь Песней, 1,3). Среди этих «девиц» было много святых, и эти интимные видения великих созерцательниц со Христом становится целой отдельной темой католического искусства в семнадцатом и восемнадцатом веках, даже в ответ на сомнения протестантов относительно возможности подобных опытов единства. Характерным в этом смысле является Экстаз святой Маргариты Кортонской работы Джованни Ланфранко (Галерея Палатина Палаццо Питти, Флоренция), в которой молодая францисканская монахиня созерцает Господа, тоже молодого и прекрасного Господа, Который приближается к ней. Речь идет о равноценном диалоге, который, как в Песне Песней, открывает избранной душе не только красоту Супруга, но и ее собственную: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные», говорит возлюбленный в Песне Песней; а она отвечает: «О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас - зелень;
кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы» (Песнь Песней, 1, 15-17).

Самым знаменитым изображением этого типа опыта является огромная барочная композиция, к созданию которой Джан Лоренцо Бернини приступил в 1647 году по заказу знатной венецианской семьи Корнаро: это часовня, посвященная Терезе Авильской в римской церкви Санта Мария делла Витториа. Над алтарем, в своего рода «часовне в часовне», мы видим св. Терезу Авильскую в экстазе: скульптурную группу, состоящую из молодого ангела со стрелой в руке и женщины, раненной Божественной любовью, -- это святая Тереза. Стремительная сила происходящего передана в самой архитектуре этой «внутренней» часовни, выдвинутой немного вперед, а также с помощью ветра, развевающего и приводящего в беспорядок тяжелое платье монахини-кармелитки; но прежде всего она передается в фигуре св. Терезы, которая, находясь в мистическом обмороке, абсолютно пассивна перед Божественным натиском. Свет, проникающий из невидимого источника, льется лучами из покрытого позолотой дерева на тело святой, обессиленное и лежащее на облаках, в то время как на потолке часовни фреска имитирует открытое небо, и другие облака (роспись на штукатурке) парят над архитектурой, создавая впечатление неба, врывающегося в материальный мир. Это чисто театральное впечатление подтверждают две ложи, расположенные слева и справа от алтаря, в которых члены семьи Корнаро изображены как «зрители» встречи любви между душой святой и Богом, превратив всю часовню в «духовный театр»!

Этот сюжет — всепоглощающий опыт любви между Богом и человеческой душой — восхищал католиков того времени, в том числе и потому, что более сдержанное протестантское богословие исключало подобную близость между творением и Творцом. В случае св. Терезы это мистическое восхищение реально имела место; процесс, приведший в 1622 году к ее канонизации, упоминает об этом опыте, впоследствии получившем художественное воплощение в шедевре Бернини. В процессе канонизации еще одной затворницы- кармелитки, святой Марии Магдалины де Пацци, умершей в 1609 году, также подчеркивались ее мистические видения и «слышания».

Итальянское искусство конца XVII - XVIII века насчитывает огромное множество произведений, созданных под влиянием Капеллы Корнаро: нарисованные небеса, населенные святыми, созерцающими эмпиреи, с жестами и мимикой, выражающей духовный восторг.

Значение этих небесных сцен пояснил проповедник начала XVIII века каноник Цезарь Николао Бамбакари, заявив, что внутреннее убранство церквей должно представлять собой «картины рая на земле». Он говорил, что перед алтарем верные должны стоять как серафимы, которых видел Исаия, «трепеща от благоговейного ужаса, и с завязанными глазами, боясь смотреть даже на отражение Его величия» (Prediche quaresimali, Venezia, 1742, II, 84). Еще один проповедник того времени, монах из Бергамо Алессандро Терции, развивая эту идею, настаивает на том, что «едва войдя в церковь, христианин должен немедля облечься духом почитания, который очищает его от всего мирского и возносит к небесному» (Prediche quaresimali, Bergamo 1765, 314).

При использовании материалов ссылка на русскую службу Радио Ватикана обязательна.