Драгоценная жемчужина на дне чаши страданий

Завершилась Октава Пасхи, увенчавшаяся прославлением Церковью в лике Блаженных Папы Иоанна Павла II. И жизнь этого человека, и его кончина побуждают каждого из нас задуматься над тайной человеческого страдания, неотделимой от тайны человеческого воскресения. Давайте вернемся ненадолго ко дням Пасхального Триденствия, когда Церковь наиболее глубоко и интенсивно размышляла о событиях Христовой Смерти и Воскресения, к которым каждый из нас причастен. Мы предлагаем вам в переводе на русский язык проповедь отца Раньеро Канталамессы, проповедника Папского дома, которую он произнес во время богослужения Страстей Господних 22 апреля и которую, согласно традиции, Папа Бенедикт XVI слушал, как и все простые верующие, которые находились в Соборе Св. Петра.
Перед Понтием Пилатом, во время Страстей – пишет Св. Павел Тимофею, – Иисус Христос засвидетельствовал доброе исповедание» (1 Тим 6,13). Но исповедание чего? Нет, не истины Своей жизни и Своего дела. Многие умерли, и умирают до сих пор, за неправедные дела, полагая, что они праведны. А воскресение поистине засвидетельствовало истину Христову, «подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых» (Деян 17,31).
Смерть не удостоверяет истину, но удостоверяет любовь Христву. Более того, она является наивысшим доказательством этой любви: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Но можно и возразить, что есть любовь больше той, как если кто отдаст свою жизнь за друзей: а именно, отдать жизнь за врагов. Именно это и сделал Иисус: «Ибо Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых, -- пишет апостол в Послании к Римлянам. -- Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками». «Он возлюбил нас, когда мы были врагами, чтобы соделать нас друзьями», -- пишет Св. Августин.
Существует одностороннее «богословие креста», из-за которого мы можем забыть о главном. Крест – это не только суд Божий нд миром, опровержение его мудрости и обличение его греха. Это – не Божественное «Нет» миру, но Его «Да» любви. «Несправедливость, зло как реальность, -- пишет Святейший Отец в своей последней книге об Иисусе, -- нельзя просто игнорировать, оставлять. Его надо перерабатывать, побеждать. В этом – истинное милосердие. И теперь, поскольку люди сделать это не в состоянии, это сделает сам Бог. В этом – безусловная благость Божья».
Но откуда взять смелость, чтобы говорить о любви Божьей, если у нас перед глазами столько человеческих бедствий – таких, как катастрофа в Японии или трагедии, произошедшие в море за последние недели? Неужели совсем об этом не говорить? Но ведь молчать означало бы предать веру и проигнорировать смысл совершаемой нами тайны.(…)
Тот, кого мы созерцаем на кресте, -- Бог «собственной персоной». Да, это также и человек, Иисус из Назарета, но это та же личность, что и Сын вечного Отца. До тех пор пока мы не признаем и не воспримем всерьез основную истину христианской веры – первую, закрепленную догматически на Никейском соборе, -- что Иисус Христос – Сын Божий, сам Бог, единосущный Отцу, -- человеческая боль останется без ответа.
Нельзя утверждать, что «вопрос Иова остался без рассмотрения», что христианская вера не знает ответа на человеческую боль, если в принципе отвергаешь тот ответ, который она дает. Как поступить, чтобы заверить кого-то, что в напитке нет яда? Нужно выпить его первым на глазах у него! Так Бог поступил с людьми. Он испил горькую чашу страданий. Поэтому человеческое страдание не может быть ядом, не может быть только негативным, только потерей, абсурдом, -- раз сам Бог решил ее попробовать. На дне чаши должна лежать жемчужина.
Мы знаем имя этой жемчужины: воскресение! «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8,18). И еще: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр 21,4).
Если бы дорога жизни заканчивалась здесь, на земле, то поистине можно прийти в отчаяние от мысли, что миллионы, миллиарды людей идут по ней безуспешно, пригвожденные к бедности и отсталости уже в самом начале. В то время как немногие позволяют себе всякую роскошь и не знают, куда девать необъятные суммы, которые они получают.
Но все не так. Смерть не только обнуляет различия, но опрокидывает их. «Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его». И был он «в аде, в муках». К применению этой схемы к социальной реальности нельзя подходить упрощенно, но она предупреждает нас: вера в воскресение никого не оставляет в спокойствии. Она напоминает нам, что формула «жить и дать жить другим» никогда не должна превращаться в формулу «жить и дать умереть».
Крест дает ответ не только нам, христианам, но всем, ведь Сын Божий умер за всех. В тайне Искупления есть объективный и субъективный аспект. Есть факт в себе самом, а также осознание и ответ веры на него. Первый выходит за пределы второго. «Святой Дух, -- говорится в одном из текстов Второго Ватиканского собора, -- ведомым Богу образом каждому человеку дает возможность приобщиться к пасхальной тайне».
Один из способов, чтобы приобщиться к пасхальной тайне, -- это как раз страдание. «Страдание, -- писал Иоанн Павел II на следующий день после покушения и последовавшей за ним долгой госпитализации, -- означает особую уязвимость, особую чуткость к воздействию спасительных сил Бога, дарованных человечеству во Христе». Страдания как будто прокладывают между Крестом Христовым и страдающим таинственное русло. Не будем называть его таинством, чтобы не злоупотреблять этим словом, но происходит нечто вроде этого. Страдание, каждое страдание, но в первую очередь страдание невинных устанавливает таинственный контакт с Крестом Христовым, «ведомый одному лишь Богу».
После Иисуса Христа теми, кто «засвидетельствовал доброе исповедание» и «испил чашу», являются мученики. Повествование об их смерти вначале называли «passio» – Страсти, как и страдания Иисуса. Христианский мир вновь был подвержен испытанию мученичества, которое, как казалось, осталось в прошлом вместе с падением тоталитарных безбожных режимов. Мы не можем молчать об их свидетельстве. Первые христиане почитали своих мучеников. Акты мученичества читались и распространялись среди Церквей с предельным благоговением. И сегодня, в 2011 году, в одной из больших стран Азии христиане молятся и маршируют в молчании по улицам городов, чтобы предотвратить нависшую над ними угрозу.
Есть разница между подлинными актами о мученичестве и легендарными, созданными на бумаге после завершения гонений. В первых нет и следа полемики против преследователей; все внимание сосредоточено на героизме мучеников, а не на жестокости судей и палачей. Святой Киприан даже поручил своим близким дать двадцать пять золотых монет палачу, который отрубит ему голову. Все они – ученики Того, Кто, умирая, сказал: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят». «Кровь Иисуса, -- напоминает нам Святейший Отец в своей последней книге, -- говорит не та том языке, на каком говорил Авель: он взывает не к мести или каре, но к примирению».
Весь мир склоняет голову перед современными свидетелями веры. Именно этим объясняется неожиданный успех во Франции фильма «Божьи люди», рассказывающего историю семи монахов-цистерцианцев, убитых в Тибхирине в марте 1996 года. Нельзя не восхищаться словами, написанными в завещании католическим политиком Шахбазом Бхатти, убитым за веру в прошлом месяце. Его завещание оставлено и нам, его собратьям по вере, и было бы неблагодарностью быстро предать его забвению.
Он писал: «Мне предлагали высокие должности в правительстве, меня просили прекратить борьбу, но я все время отказывался, рискуя жизнью. Не хочу популярности, не хочу власти. Хочу только места у ног Иисуса. Хочу, чтобы моя жизнь, мой характер, мои дела говорили за меня и говорили, что я следую за Иисусом Христом». Это желание так сильно во мне, что я бы считал себя счастливцем, если бы в этой моей борьбе, в стремлении помочь нуждающимся, бедным, преследуемым христианам моей страны, Иисусу было бы угодно принять жертву моей жизни. Хочу жить для Христа и для Него хочу умереть».
Кажется, что мы слышим историю мученичества святого Игнатия Антиохийского, когда он прибыл в Рим, чтобы претерпеть мученичество. Казнит не безмолвие жертв, а непростительное равнодушие мира перед их участью. «Праведник умирает, -- сетует пророк Исаия, -- и никто не принимает этого к сердцу».
Христианские мученики, как мы видим, -- не единственные, кто страдают и умирают вокруг нас. Что мы можем дать тем, кто не верует, как не нашу уверенность, что существует искупление за боль? Мы можем страдать с теми, кто страдает, плакать с плачущими. Прежде чем провозгласить воскресение и жизнь, перед печалью сестер Лазаря Иисус «прослезился». В этот момент мы страдаем и плачем в особенности с японским народом, потерпевшим одну из величайших природных катастроф в истории. Мы можем также сказать этим нашим собратьям по человечеству, что мы восхищаемся их достоинством и примером самообладания и взаимопомощи, который они подают всему миру. От глобализации есть по крайней мере этот позитивный эффект: боль одного народа становится болью всех, пробуждает солидарность всех. Подает нам повод открыть, что мы – единая человеческая семья, связанная во благе и в печали. Помогает преодолеть преграды расы, цвета кожи и религии. (…)
Но мы должны извлечь урок и из подобных событий. Землетрясения, ураганы и другие бедствия, поражающие как виновных, так и невинных, ни в коем случае не являются наказанием Божьим. Говорить о наказании означает оскорблять Бога и людей. Нет, они являются предостережением: в данном случае – от иллюзии, будто бы наука и техника могут нас спасти. Если мы не сумеем установить пределы, то именно они, как мы видим, могут стать самой тяжкой угрозой.
Землетрясение произошло и в момент смерти Христовой: «Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий». Но было еще одно, более мощное землетрясение, в момент Его воскресения: «И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем». И так будет всегда. За каждым землетрясением смерти последует землетрясение воскресения и жизни.
Один мыслитель сказал: «Теперь только Бог может нас спасти». У нас есть абсолютная гарантия, что Он сделает это, ибо «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Когда-то радуга стала знаком Завета между Богом и человечеством. Теперь им стал Крест, знак нового и вечного завета.