Святой Августин говорил: христиане не могут использовать Псалмы в молитве так, как
это делали бы попугаи: «Попугаи и сойки иногда приучены человеком издавать звуки,
которых сами не понимают. Но у человека есть уникальная привилегия: разум. Итак, мы
должны наслаждаться Псалмами, которые поем, так песнь становится молитвой, и молитва
наша может быть услышана». В молитву наше сердце полностью вовлечено лишь в том
случае, когда мы ею наслаждаемся. А наслаждаться молитвой можно только тогда, когда
мы ее понимаем. К сожалению, существует парадоксальное невежество по отношению
к Псалмам. Известный исследователь Псалмов Андре Шураки пишет: «Мы рождаемся с Псалмами
в крови». Псалмы отражают мировоззрение, предварившее нас почти на три тысячелетия!
Они выросли на религиозных корнях, положивших начало нашей христианской вере, и все
же они так далеки от нас! Псалмы облечены в сложную литературную форму. Присущие им
выражения, понятия, сравнения, лексикон бесконечно далеки от нашего способа мышления.
Все эти трудности, связанные с пониманием и использованием Псалмов, немаловажны. Их
можно либо решать, либо игнорировать. При надлежащем к ним подходе Псалмы становятся
молитвой, которой мы можем наслаждаться и которую мы можем соделать нашей пищей. В
противном случае Псалмы не будут молитвой. По непреложной традиции Церкви, Псалтырь
– это не просто сборник молитв. Традиция называет их богодухновенным пением. Возможно,
это и есть единственное объяснение их неиссякаемой жизненности. Они – не человеческая
поэзия, и поэтому их нельзя ничем заменить. Человеческая поэзия и богодухновенная
поэзия коренным образом отличаются друг от друга – подобно тому, как нарисованный
огонь не похож на настоящий. Между Словом Божиим и словом человеческим такая же разница,
как между днем и ночью. Кроме того, Псалмы являются песнями общинными. Только
в лоне общины они находят, по словам Дриджверса, «полноту смысла, а также полнозвучность».
Чтобы осознать важность этого замечания, достаточно представить себе: если мы возьмем
альпийский хорал и не пропоем, а прочтем его или прошепчем, -- не будет ли это его
полным искажением? Псалмы – это песни народа в молитве: не принимая во внимание
этот аспект, мы полностью исказим их. Далее: Псалмы – это песни Откровения, краткое
изложение всей истории спасения. Именно это, возможно, побудило составителей Псалтыри
разделить ее на пять книг, подобно Пятикнижию. Они несут в себе откровение, предназначенное
для передачи – послание универсального откровения, а также послание личное. Бог
обращается ко всем и каждому. Приступая к чтению Псалма, мы должны черпать из двух
источников: послания универсального и личного послания, обращенного только ко мне.
И первое, и второе послание требуют углубления и изучения, поскольку Псалом должен
непременно восприниматься в своем изначальном смысле, а не в том смысле, который удобен
для меня, приблизительном или ошибочном. Однако, Псалтырь можно понять только
в свете Иисуса Христа. Ориген уже в свою эпоху предупреждал: «До Иисуса Христа Ветхий
Завет был водой, теперь же он стал вином». Полный, глубочайший смысл Псалма постигается
только в свете тайны Христовой, и этот свет станет полным только в конце времен.
Полный смысл Писаний невозможно постичь вне Христа, он постижим только в полноте времен.
Псалмы, не ориентированные на Христа, -- это лишь обрубки, лишенные глубокого смысла.
Только Христос наделяет смыслом и полнотой историю спасения. Псалмы без Христа становятся
религиозным нонсенсом и нонсенсом историческим. Нельзя забывать о том, что Псалмы
– это поэзия. То есть, они отражают состояние души, которые поэт хочет сообщить слушателю
при помощи формулировок. Поэтому язык Псалма всегда вторичен – он является лишь формой,
состоит из оттенков, и послание его заключается не столько в словах, сколько в чувствах,
которые этими словами удается передать. Ввиду этого Псалом постоянно нуждается в жизненном
пространстве для самовыражения: спешка убивает его, поверхностность умерщвляет. Чувства
по отношению к Богу рождаются только в атмосфере безмолвия и любви – тогда Псалом
расцветает, становится выразительным. Уточним: Псалмы – это поэзия семитская.
Семитский менталитет не похож на западный: он не вырабатывает концепций, но созерцает;
семитский поэт – это живописец, который разворачивает на полотне Псалма душевные эмоции,
чтобы передать их другим. Он не изображает увиденное, но усиливает краски. Его поэзия
– постоянно расширяющееся круглое окно. Он все время проводит параллели, прибегая
к своего рода ретушированию. Поэтому после пения Псалма неизбежна спонтанная молитва
– она также ретуширует. Если же вокруг Псалма разворачивается общинное толкование,
то живописное полотно чувств оживает в нам самих. Семитская поэзия опирается на строфу
и ритм. Строфа полагает пределы мысли и может быть воспроизведена в переводе. С ритмом
же это невозможно сделать. Ритм – это элемент, сопровождающий эмоции и придающий им
энергии. Еврейская поэзия поется, а не декламируется. Это пение почти всегда
сопровождается танцем. Соответствие ритма Псалма ритму танца подчеркивается хлопанием
в ладоши или притопами ступни. Еврейская поэзия является коллективным, общинным выражением.
В исполнении Псалмов принимает участие вся община. Даже если мы поем Псалом в одиночестве,
эхо общины должно нас поддерживать: ведь Псалмами молятся с другими и для других.
Они являются мощным воспитателем общинного духа, духа принадлежности к Церкви. Молясь
Псалмами, мы прежде всего должны осознавать: Псалмы – это не пища, готовая к употреблению
в качестве молитвы, но пища, которую еще нужно приготовить, или же семя для молитвы,
которое невозможно взрастить, если мы не понимаем и неправильно используем Псалмы.
В этом случае они не только будут бессмысленны, но будут как бы подножкой, препятствием
в молитве. Важно понять, что Псалмам необходима добрая почва, добрый хворост, который
зажжется от одной искры и взовьется молитвенное пламя. Попытаемся дать ответ
на вопрос, который может естественным образом возникнуть при молитве Псалмами: зачем
нужна богодухновенная молитва? Разве человек сам по себе не может молиться? Зачем
сегодня заключать молитву в рамки формул, отражающих менталитет, столь далекий от
нас? Есть большая разница между молитвой богодухновенной (как Псалмы) и личной
молитвой – хотя бы потому, что богодухновенная молитва дана самим Богом, а спонтанная
исходит от человека. Представим себе: безработный предстает перед работодателем и
рассказывает ему, как он нуждается в рабочем месте. И совсем другое дело, если он
достанет письмо-рекомендацию общего друга: результат будет совсем другим. Это, конечно,
не очень удачное сравнение, но при помощи него мы лишь подчеркнули, что использование
в молитве Слова самого Бога – это совсем не то же самое, что бедные слова человека.
Между ними есть значительная разница. Любопытно, что Апостолы чувствовали потребность
в том, чтобы Иисус научил их молиться, чтобы Он дал им молитву. Иисус дает им «Отче
наш», а ведь Он мог спокойно ответить: «молитесь спонтанно, как вам придет в голову».
Он же предпочел дать формулу молитвы, передать им в руки «богодухновенную молитву».
Сам Иисус, проводивший ночи в личной молитве, в присутствии Отца, приспосабливается
к еврейской синагогальной и храмовой молитвенной традиции, а именно, молитве Псалмами.
Иисус умирает со словами Псалма на устах. Еврейская и христианская традиция на
протяжении столетий прибегала к богодухновенной молитве, в то же время поощряя и личную
молитву. За такой массовой традицией, не прервавшейся в течение 3 тысячелетий, несомненно,
стоит делание Святого Духа. Но следует также заметить, что мы, христиане, должны
молиться Псалмами по-христиански, а именно, молиться во Христе. Бонхоффер писал:
«Великая благодать в том, что Бог говорит нам, как нам говорить с Ним и как войти
в контакт с Ним, и мы можем это сделать, молясь во имя Иисуса Христа: Псалмы даны
нам для того, чтобы мы научились молиться ими во имя Иисуса Христа». И замечает далее:
«Св. Иероним рассказывает, что в его эпоху можно было услышать пение Псалмов в полях
и в мастерской ремесленника... Псалтырь наполняла всю жизнь молодого христианства.
Но еще важнее то, что Иисус умер на Кресте со словами Псалма на устах. Потеряв Псалтырь,
христианская община потеряла бы несравненное богатство, а вновь найдя ее, она может
обрести неожиданные силы».