О христианском счастье

Некоторые христиане мрачно принимают решение быть счастливыми; им кажется, что у них моральная обязанность все время улыбаться, потому что Иисус их любит. Ирландский поэт Шимус Хини назвал это «замороженной улыбкой тех, кому обеспечено место в раю», нет ничего более грустного, чем это. Это столь же малоубедительно, как повторение инструкций перед вылетом самолета, призывающих удобно усесться, расслабиться и - «приятного путешествия». Радость святых исходит изнутри – в действительности они сами и есть эта радость.
Христианство – это благая весть о том, что Бог создал нас для счастья, в конечном счете, для счастья оттого, что Бог есть Бог, но мы не можем быть свидетелями этому, если мы, христиане, несчастны и закомплексованны. Известно изречение Ницше, который хотел, чтобы христиане имели «более спасенный вид».
Иисус говорил слова, облеченные авторитетом, в отличие от фарисеев и книжников, и этот авторитет проистекал из Его неизреченной радости в Отце. Это радость, необходимая для проповедника: нельзя возвещать благую Весть, если она не рождается в радости. Все свидетели соглашаются, что св. Доминик и первые братья Доминиканцы были людьми в высшей степени счастливыми. Рассказывают, что однажды группа послушников рассмеялась безудержным смехом во время богослужения. Один из старших братьев сделал им выговор, но Иордан Саксонский, преемник св. Доминика, поставил его на место, сказав послушникам: «Смейтесь, сколько хотите и не останавливайтесь из-за этого человека. Я даю вам мое полное позволение; правильно смеяться, отбросив власть дьявола.… Продолжайте смеяться и будьте радостны»…
Несколько ключевых моментов из Евангелия от Марка могут помочь нам увидеть, как то, что мы живем в истории Иисуса, дает нам способность быть счастливыми. Большинство экзегетов согласны, что Евангелие от Марка является самым древним Евангелием, восходя к началу семидесятых годов по Р. Х. оно родилось во время кризиса, когда римские Христиане теряли надежду, видя мученичество Петра и Павла, а также видя, как некоторые христиане предают своих братьев. Историе, которую рассказывает Марк, принимает страдание этих первых христиан, и дает им возможность превозмочь его. Оно выводит из этого второго состояния утраты надежды на будущее, когда напрасно ожидалось возвращение Иисуса в славе. Входя в динамику этого повествования, мы можем принять и превозмочь любое страдание.
«И было вте дни, пришел Иисус мз Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. И когда выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него, И глас был с небес: ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мк, 1: 9-11).
История начинается с благоволения Отца – удовольствия, которое Он получает от Сына. Это удовольствие, эта радость – это Дух Святой. Майстер Экхарт говорил: «Отец смеется Сыну, и Сын смеется Отцу, и из смеха рождается удовольствие, и оно порождает радость, а та порождает любовь».
Среди образов, используемых святой Екатериной, когда она говорит о Христе, есть образ «кровати, на которой мы можем отдохнуть». Когда она впервые села на корабль, она написала, что теперь имеет представление о Божественной любви; это широкое море, по которому мы плаваем, «спокойное море». История, рассказываемая Евангелием, призывает нас в это спокойное море.
Радость – это не эмоция Бога, что-то вроде возвышенного чувства. Это самое бытие Бога. Это то самое «Я есмь» из неопалимой купины, которое Моисей встретил в пустыне. Для Фомы Аквинского счастье – это одно из божественных имен. Поскольку это удовольствие есть самое существо Бога, мы не можем ни определить, ни понять его, поскольку, как говорит Фома, мы не можем понять, что значит для Бога быть Богом. Таким образом, прикосновение Божьей радости – это что-то неопределимое, что Честертон называл огромным секретом христианства: «Было нечто, что Иисус сокрыл перед всеми, когда он шел молиться на вершину горы. Было всегда что-то, скрытое покровом внезапного молчания, о чем он не говорил. Было что-то, что было слишком велико, чтобы Бог явил это, ходя по нашей земле, мне нравится иногда думать, что это был его смех».
Иисус не может описать эту радость, он может лишь воплотить ее: он сам был эта радость, ставшая плотью.
Целью Церкви является собрать людей, чтобы они радовались вместе. Мы выражаем нашу радость внешними знаками, танцуя, поя и смеясь. Мы кричим от радости, обнимаем друг друга.
Может быть, если столь многие молодые люди имеют веру, но не принадлежат ни к какой церкви, то это потому, что в нашем христианском праздновании они не находят радости, или, если они ее находят, она имеет вынужденный характер, звучит пусто и стесняет. Эта радость не может быть простым внутренним ощущением, чисто психического свойства, она должна проявляться. Рамон Льюль, каталонский мистик 13-го века, писал: «Господи, ты вложил огромную радость в мое сердце, распространи ее на все мое тело, чтобы мое лицо, мое сердце, мои губы, руки и все мои члены чувствовали Твою радость».
Однажды в Иерусалиме, на улице старого города в одном из домов я увидел через открытую дверь, как танцевали хасиды. Я видел их веру, ставшую кровью и плотью, в выражении их счастья.
Евангелие от Марка начинается с конца пути, с удовольствия, которое Отец находит в Сыне. Евангелие – это история, которая показывает нам, как мы можем найти свое место в этом удовольствии. После крещения Иисус отправляется прямо в пустыню, чтобы бороться с Сатаной, стремящемся замкнуть нас в своем несчастье. Тогда начинаются празднования.
«И когда Иисус возлежал в доме его, возлежали с Ним и ученики Его, и многие мытари и грешники: ибо много их было, и они следовали за Ним. Книжники и фарисеи, увидев, что Он ест с мытарями и грешниками, говорили ученикам Его: как это Он ест и пьет с мытарями и грешниками? Услышав сие, Иисус говорит им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию. Ученики Иоанновы и фарисеи постились. Приходят к нему и говорят: почему Ученики Иоанновы и фарисейские постятся, а твои ученики не постятся? И сказал им Иисус: могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених?» Мк 2, 15-19.
Во всех евангелиях мы входим в радость, которая есть Бог, начиная с празднования, еды и питья. В евангелии от Матфея Иисуса обвиняют в том, что он любит есть и пить вино. В евангелии от Иоанна первый знак, который совершает Иисус, это превращение воды в вино, в Канне, когда он приходит на помощь человеческому счастью. Он не делал все это из чувства обязанности; он получал удовольствие в обществе грешников, он любил быть с ними.
Местом рождения Ордена проповедников является трактир, где Доминик проводил всю ночь в дискуссиях с хозяином. Однажды Доминик пришел поздно вечером в монастырь сестер, и колокол собрал всех сестер на встречу с ним. «Кончив говорить, он им сказал: Дочери мои, было бы неплохо что-нибудь выпить. Он также сказал сестрам :Пейте, дочери мои».
Пить вино было самой очевидной метафорой радости Евангелия, и это привлекало доминиканцев., поскольку отвечало их чувству Евангелия. Их духовность не была напряженной, ни углубленной в себя, но радостной и проявлялась вовне. Их удовлетворял образ друзей или товарищей, пьющих вместе. Вино – это образ благости жизни. Многие аскеты во время св. Доминика смотрели на это как на что-то дурное. Но св. Доминик с его пониманием глубины благости всего творения смотрел на это как на нечто благотворное.
Для Иисуса празднества выражали удовольствие и радость, которые он получал от существования других. Если радость есть бытие Бога, его существо, она воплощается в Иисусе, в его удовольствии от тех, кому Бог дает существование. Церковь не может ничего сказать о морали, если у тех, к кому она обращается, нет представления о том, как Бог радуется их существованию. Часто к нам приходят люди, несущие тяжелое бремя, ведущие жизнь вне правил Церкви из-за запутанных историй. Нам нечего им сказать, пока они не поймут, что Бог радуется тому, что они есть, что именно поэтому они и существуют. Иисус – это воплощение радости Бога от нас, от всего нашего существа – тела, духа и души.
Радоваться не значит одобрять. Отец не одобряет Сына, ни Сын Отца в том смысле, что Троица – это не общество взаимного поклонения. Одобрение предполагает, что есть кто-то выше, кто имеет превосходство; чтобы получить одобрение, есть искушение надеть маску и притворяться кем-то, кто заслуживает одобрения.
Все человеческие институции обладают системой одобрения; тонкие сигналы указывают, кто на него имеет право, а кто нет. Люди учатся показывать себя с такой стороны, чтобы приобрести расположение.
Механизм одобрения учит нас скрывать, тогда как удовольствие нас побуждает показаться открыто такими, какие мы есть. Подобно евангельские истории заставляют нас превозмочь искушение и соблазн одобрения или неодобрения фарисеев, вплоть до того удовольствия, которое Троица находит в себе самой и которое есть жизнь Бога и наше пристанище. Мы забываем заботу общественного продвижения или моды. Церковь является местом, где мы учимся жизни в троице, в той мере, в какой мы встречаем эту освобождающую радость.
Взгляд Иисуса не является лишь смутным и теплым, но слепым расположением. Он видит людей такими, какие они есть. Взгляд Иисуса на человека – это опыт истины для него. Об этом свидетельствует самарянка у колодца: «Он мне сказал все, что я сделала».
Для св. Августина счастье есть «gaudium de veritatae», радость от истины. Радость Иисуса в нас не является пустым утверждением; это радость в боли, которую мы ощущаем, когда мы лишаемся всех претензий, когда мы продвигаемся в свете. В присутствии этого лица мы открываем, кто мы есть, взгляд Иисуса снимает с нас маски и вырывает обманчивую личину, которую мы представляем миру.
Киприан говорил карфагенским женщинам, что им не следует краситься, поскольку Бог может их не узнать, когда они придут к вратам небесным. Взгляд Иисуса снимает с нас всякий макияж.
Когда Иисус на нас смотрит, это освобождает нас от стыда. В начале Библии, мы видим Адама и Еву, нагих и пристыженных, которые прячутся за кустами, услышав шаги приближающегося Бога. Нагость крещения в древней церкви – это знак того, что время стыда прошло. Бог смотрит на нас с радостью. Как пишет Григорий Нисский, «отбросив эти увядшие листья, которые прикрывают нашу жизнь, нам следует вновь предстать перед взором нашего Творца». Согласно словам древней молитвы Восточной Церкви : «Открой наши глаза, окажи нам доверие, не позволь нам стыдиться, унижаться или презирать самих себя». Истина Бога милосердна. Можно применить к Богу то, что поэт Уолт Уитман говорит о поэте: «Он не судит, как судит судья, но как солнце, падающее на бессильную вещь».
Современной культуре трудно понять это выявление того, кто мы есть, поскольку она исходит из того принципа, что мы сами вольны решать, кто мы; в наши дни идентичность не открывают, но выбирают. Около нашего монастыря в Лондоне есть парикмахерская, которая называется «Идентичность». Идентичность – это стиль жизни по выбору, и неприятие той идентичности, которую я выбрал, означает попрание моих основных прав. Но улыбка Иисуса взывает меня к идентичности, которая мне дана, а не к той, которую я построил. Ибо глубина моего существа – это чистый дар, и там я могу обрести радость. Есть труд, задача стать тем, кем мне дано быть. Приобрести мое лицо, то, которое я могу явить другим, это плод целой истории. С ее трудным выбором. Это долгая работа, которая помогает мне стать человеком, которым мне было дано быть, труд изобретения и открытия. Следующий этап этого путешествия – путь в Иерусалим, к аресту и смерти.